| ||||||||
|
О проекте Правила публикации Об авторском праве Сотрудничество О сайте | Всеволод Мальцев. Свои люди (2001) В период так называемого "застоя", Вячеслав Михайлович Орлов никогда не возмущался приездам-налетам своих многочисленных родственников. Ну, едут и едут. Не в гостиницах же им, как они чуть не хором говорили, останавливаться. Это при живой-то московской родне. Не по-родственному как-то, мол, не по-советски. Да, и понять их в принципе можно было. Им что, охота вот так с места сниматься и в Москву? Эка, мол, невидаль. А надо. Нужда заставляет. Кому деток попытаться хоть в какой-нибудь вуз пристроить. Кому кеды китайские 42-го, самого ходового, размера купить. Кому просто колбасой с апельсинами отовариться. Что, как опять же хором возмущалась родня, только в Москве вашей люди живут? То-то же. В общем, одни за порог - другие: "Здрасьте! Я ваш/а…" И начинали, как пароль, долго-долго перечислять мудреные цепочки: "бабка за дедку"… То есть, кем ему сей новоиспеченный родственничек приходится. А он… Он, как загнанный Басилашвили из "Осеннего марафона", по привычке растягивал губы в дежурной японской улыбочке, стелил новое бельё, шел в магазин. Время, правда, тоже шло и изменения в стране смешали многим из его родственников привычные причины наезда в первопрестольную. "Да, ты и к нам приезжай, - приглашали они к себе, - только еды из Москвы своей не тащи, здесь у нас всё дешевле". Ну, дешевле и дешевле. И он радовался за них и никуда не ездил. Зачем? Жванецкий правильно рассчитал ступеньки познания жизни: Одесса - Ленинград - Москва. А дальше - как получится. Типа: доцентом можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан. А если человек и так москвич? Значит, остается думать о Парижах, Марселях, да Нью-Йорках. А тут, думай - не думай, а родственников не найдешь. Вроде, как крайний. Так что, со временем, надо признаться, наезды стали значительно реже. Но вот недавно, в одну из суббот, разбудил в нем ностальгические воспоминания неожиданный телефонный звонок: Одно время она частенько наезжала и жила по две-три недели. С каждым днем её разнокалиберные сетки и сумки множились как любвеобильные кролики во всех углах квартиры, вплоть до самого отъезда. Отъезды её, впрочем, всегда были даже большим приколом, чем появление. Такси она категорически отвергала. Деньги, выделяемые им на эти цели, тратила, видимо, на те же тряпки и апельсины (нечего их в пустую тратить, не графья, мол). Передвигаясь по Москве, платила только, естественно, в метро, проклиная турникеты и несговорчивых теток в будках. И в день отъезда по несколько раз челночила от квартиры до вокзала с вещами, где за ними приглядывала то её подруга, останавливающаяся здесь же, то, чуть ли не с самого рождения, сынок. Во время последнего своего нашествия сильно чудила. Видимо, уже начал сказываться возраст (разменяла пятый десяток). А именно: привезла половинку яблока, аккуратно завернутую в прозрачный целлофановый пакет. Сказала, что в дороге, чтобы утолить жажду и притупить голод, яблоко - это то, что надо. И покупать его не надо (из своего сада), и жидкости в нем не много, а "колориев энтих до фига". Половинку съела, а вторую половинку оставила на обратный путь. Мол, не думай, не хочу я тебя объедать, просить в дорогу всякие там бутерброды и прочее. Полежит в холодильнике половинка - её и возьму. Половинку эту, правда, пришлось выбросить через неделю: почернела, расплылась по шву пакета вонючей жижицей, распространяя в холодильнике запах помойки. Жила Варя тогда недели три. - Я ненадолго, - продолжал тем временем Андрей. - Адресок ваш, дядя Слав, у меня имеется, так что не беспокойтесь. Как доехать, тоже мамка написала. Так что через час буду, ждите. Его "через час" означало для него, что сегодня он уже не только не сможет никуда съездить по своим делам, но и то, что придется срочно запасаться продуктами и его запланированный холостяцкий поход в ближайшую кафешку отменяется. Короткие гудки уже начали отсчитывать секунды до появления родственничка: три тысячи шестьсот, три тысячи пятьсот девяносто девять, три тысячи пятьсот девяносто восемь… Делать нечего. Постелил новое белье, пошел в магазин. Парень оказался бойкий и не в меру любознательный. Такой же, впрочем, каким и был лет десять-двенадцать назад, когда, не научившись еще толком говорить, разобрал до винтиков два его будильника, в то время, как сам Слава помогал сестре дотягивать из ближайшего магазина её баулы. Плотно поев, он ушел в комнату и в то время, когда Слава мыл посуду и ничего не мог слышать, включил компьютер. - А здесь у вас шо? - деловито интересовался родственничек, когда он, наконец, закончил уборку кухни. С этими словами Андрей начал открывать все файлы подряд, демонстрируя, как ловко у него все это получается. Мол, не лаптем щи хлебаем, столица! Славе оставалось незаметно, но глубоко, вздохнуть и, чтобы не лицезреть все это безобразие, вернуться на кухню. Посидел, считая до ста. На шестом десятке услышал вопль: Пришлось вернуться и мягко так сказать, что компьютер устал и вообще, как авто, не любит чужих рук. - А у меня, - расплываясь в счастливой улыбке, сообщил новоявленный хакер, - любой компьютер, как миленький, пашет хоть 24 часа в сутки. К кому не приду в гости - в любую систему врубаюсь. Не сразу, конечно, поэкспериментировать надоть, малёк. Андрей махнул рукой, дав понять, что в объяснениях вопиющей скупости горячо любимого дяди не нуждается, и сообщил: Про пиво, это он явно с тем намеком, что, мол, взрослый уже. - Иди, иди. Дело молодое, - согласился Слава, скривив свою очередную улыбочку. - А к вечеру подходи, поужинаем вместе. И осторожно так поинтересовался: Заметив на дядином лице явную нерешительность и стремление обсудить этот вопрос ещё раз, добавил: Наверное, видок у Славы был еще тот, и сердобольный гость на ходу решил подбодрить с милой улыбочкой: Ох, не понравилась Славе тогда его улыбочка! В коридоре Андрей немного замешкался и, подумав немного о чем-то своем, не снимая ботинок, направился на кухню. - Я тут у вас малость бутербродиков настряпаю. Мамка говорила - можно. Да вы не беспокойтесь, я сам. Хотя его всегда это удивляло. Должно же быть, казалось бы, наоборот. Многое завозится на склады оптом сюда, а потом уж развозится по регионам, с дополнительными накладными расходами, - размышлял он, наблюдая, как Андрей на две трети ширины нашинковал батон и начал деловито вкладывать в зазоры куски только что принесенной им из магазина нарезки колбасы, ветчины и сыра. По всему должно быть здесь дешевле, а там дороже. Но, выходит, наоборот. Наверное этот рыночный механизм больше ориентируется не на затраты, а на покупательскую способность населения. И исходит при этом из некоего несуществующего среднего жителя той или иной местности. Завершив эту нехитрую операцию, Андрей вновь подумал о чем-то своем и, надумавшись, изрек: Слава протянул свой модненький рюкзачек. - Идет, - одобрил Андрей, а сам смотрит то на свою куртяшку, то на Славину, безобидно висящую на вешалке. Пыхтит, сопит, но ничего сказать не успевает. Закрыв за ним дверь, Слава садится, наконец, за проверку рефератов своих первокурсников. Вечером Андрей приехал навеселе, страшно довольный собой. "Ну, и, слава богу, - подумал Слава, - мальчик умеет сам отдыхать. Не нужно ходить с ним за ручку". Но это блаженное состояние продолжалось у него только до ужина, во время которого тот затянул: И возмущенно добавил: Утром Андрей вновь "настругал" себе пол рюкзачка, плотно позавтракал и умотал. Слава весь день был на работе и о своем госте практически не вспоминал. Каково же было его удивление, когда, подходя к своему подъезду, увидел его с худенькой девчушкой в джинсовом костюмчике. Короткая стрижка. Не красавица и не дурнушка. Так, девица российская, обыкновенная. Малого размера. У него один старый друг, страшный похабник, всегда разделял баб по размерам на три категории. Первая, крупняк, это когда думаешь: залезть-то залезу, а как слезать? Вторая, средняя, универсальная: вот на эту бы залезть! Такая, значит, тебе самый раз. И третья, мелкотня: тут и влезать-то не надо: так, потоптал, потоптал, как голубь или петух какой и пошел дальше. Вот, такая мелкотня и стояла рядом с его Андреем. - А вот и мы, - радостно сообщил он. - Это, дядя Слав, Светка. В квартире Слава первым делом показал Свете диван, который еще утром предусмотрительно разложил по максимуму. Она оставила около него свои вещи и понеслась на кухню. - Дядя Слав, я сейчас чего-нибудь сама сделаю, хорошо? Чего тут у вас есть, ха, ха, поесть? Это его "чуть-чуть" вылилось в обе бутылки, потом еще одну покрепче, после чего пришлось ещё более строже сказать, что ни в какой ларек никто не сбегает и что самое время в два часа ночи лечь поспать. Через полчасика, поняв, наконец, что будет именно так, как он сказал, они перестали конючить и пошли в свою комнату. Слава быстренько прибрал все на кухне и воспользовался свободной пока ванной. Очень, кстати, предусмотрительно. Потому что в ближайшие два часа это сделать было бы уже невозможно. С жутким шлепаньем босых ног, хихиканьем и диким ржаньем, носились они из своей комнаты в ванную каждые пол часа, полностью забыв, видимо, что находятся в гостях. Только к пяти утра все это, наконец, закончилось, и из их комнаты стал слышен лишь мерный храп. "Ну, и, слава богу, - наивно подумал Слава сквозь наступающую дремоту, - погуляла молодежь. Теперь и поспать можно". Но не прошло и десяти минут, как дверь в его спальню тихонько раскрылась, и он почувствовал наличие под своим одеялом чего-то пришлого: холодного и дурно пахнущего. - Это, я, Славик, - сказало пришлое Светиным голоском. - Мы не без понятий. За постой. Одним спасибо, сыт не будешь, верно? - И она повела своей шершавой рукой ему по ребрам сверху вниз. Далее сопротивляться было немилосердно и пришлось забыть о сне и греть эту дурочку до восьми, когда, наконец, ещё более решительно не сдвинул её с кровати и не подвел к двери. Утром они весело щебетали и окончательно прикончили все его съестные запасы. Зато после этого, одолжив еще по сотенки на нос, ушли, сказав долгожданное "До свидания, дядя Слав", так как, к счастью, действительно решили перед отъездом посетить Парк Горького и к нему уже не заезжать. * * * К обеду, когда Слава привел квартиру в порядок, и ему уже ничего не напоминало о последнем наезде, вдруг запиликал телефон: Он повесил трубку и подумал: "А чего, собственно, обижаться? Значит, планида моя такая. Да, что - моя! Будто один я такой, а все остальные - сироты казанские. Родственники - понятие распространенное. Я бы даже больше сказал - вечное. И они между собой всегда сочтутся. Только, конечно, как говорится в одной из реклам, не в этой жизни". 2001 |
" ", 2004. | ||