За окном льет дождь. С ее высокого этажа кажется, что огромный куб неба стоит перед домом, упираясь основанием в сизый песок двора, и слегка дребезжит, раскачивается из-за движения составляющих его струек длиной от тучи до земли.
В квартире тоскливо, скучно; она слоняется какое-то время. Подходит к окнам в одной комнате, в другой. Потом потихоньку приближается к кухне.
Что на нее смотрит из холодильника? Вырванными глазными яблоками с пораженной бельмом роговицей - два яйца на дверце, черными птичьими бусинами - маслины в начатой уже банке, нахмурившись под кустистыми бровями - редиски; пристально, в бинокль - бутылки с молоком; нагло, желто - лимоны; устало, предсмертно-завистливо - мясо. Оно сырое, а готовить сейчас лень.
Мысленно рисует альтернативы. Нежный, испуганный, доверчивый, цыплячьего цвета омлет. Можно по-испански: с вареным картофелем и луком. Или просто с ветчиной, добавить сладкой кукурузы, зелени. Салатик настрогать… Хочется? Сочное, прохладное, хрустящее - или горячее, обволакивающее? Второе, конечно - за окном-то серость, мерзость. Еще кофе сварить.
Разогревает сковороду; масло капает на нее блестящей лепешкой, разбивается. Просто глазунья: по окружности - пузыристая хрустящая корочка; белок - ну, так, питательный довесок. А самое главное - посередине: вязко-жидкое, радостное… особенно если хорошо посолить.
Поела. Сидит, затаившись. Ловит отголоски только что произошедшего с ней. Старается сохранить их подольше, полностью насладиться. Ничего больше не надо, не хочется. Просто сидеть вот так, ощущать тепло, некоторое возбуждение, тихое счастье… Ведь бывает же: ничего особенного, и ни о чем таком важном не рассуждала, да и в процессе нетривиального ничего не почувствовала… а ведь легче стало, и лучше. Вроде и жизнь хороша, и жить хорошо. А то, что было - ну, фиг с ним. Бывает, одним словом. Сейчас это уже не важно.
Сидит, слушает счастье.
Сегодня хорошо спала, спокойно. Наполненно.
В магазине долго подбирает тележку: все какие-то грязные, с обрывками бумаги, целлофана, маленькими гнилыми кусочками - этот вот от листа шпината, другой - перышко лука. Как вообще можно такие тележки людям подсовывать! Кошмар. Зла не хватает. Это она должна в этих тележках еду возить. Она же ее потом руками трогает и в рот кладет. Ужас.
Осматривает помидоры. Вот эти, немножко малиновые, пузатые. Раскормленные. Хороши. Того и гляди, лопнут, а на ощупь - ничего, тверденькие, молодые. Свежие, полные сил. Один, два. Два мало? Пусть три. Втроем.
Петрушка. Запах резкий какой-то, странный. Лучше укроп возьмем - вон какой пушистый. Надо будет промыть, высушить, а потом уже в холодильник.
Баклажаны. Не, этот некрасивый, синий, с прожилками. Фу, урод. Должен быть фиолетовым и гладким, вот так. А этот сердитый какой-то, надулся, нахохлился. Чего смотришь, сам такой! Дурак.
Вот симпатичный. Но у него уши грязные, противно все-таки. Конечно, помыть можно… И последний - вообще альбинос. Не, с баклажанами мне сегодня не светит. Что-нибудь другое придумаем.
Колбаса розовая, сладкая. Тыкает пальцем - мягкая, как крем. Какой завод? Пахнет приятно. Возьмем. Но колбаса, конечно, это не то же, что натуральный продукт. И если уж на то пошло, сосиска лучше колбасы. Колбаса - толстая и нелепая, на вес; сосиска - законченный, совершенный предмет, гармония. Но сосиски несвежие. Видно же: землистый цвет лица. А те, что с сыром… ну, это кому как. А вообще-то - это издевательство над сущностью ее, сосиски.
…Мясо еще лежит, не замораживать же, не портить. Надо решиться, закончить с ним.
Приходит, раздевается. Достает мясо. Сосредотачивается. Надо было сразу с ним разобраться - сейчас оно выглядит жалко. Пускает нюни, розовые.
Сделать все быстро, разом. Нечего раздумывать. Она хватает нож, вонзает. Шинкует, кромсает. Получились аккуратные кусочки; вот и все. Теперь что? Фарш, может быть… нет, отвратительно. Если не фарш, то что же тогда… жарить долго, еще и смотреть, следить надо. Варить - не вкусно. В горшочках давно не запекала. Да, можно.
Достает горшочки. Раскладывает. Побольше лука. Смешанные чувства. Поскорее забыть. Мучительно, стыдно. Где-то приятно. Страшно. А потом еще э т о нужно будет есть.
Как это она - раз, раз ножом. Шмяк-шмяк, хрясь-хрясь. В кипящей воде там сейчас лежит плоть. Которой, впрочем, плевать. Она ведь не знает, что вода кипит.
Шкаф, стол. Диван. За окном сумерки. Огоньки, облачка. Темные облака - клубки спутанных волос. Прицеплены к небу булавками. Не двигаются, выглядят искусственно. Все застыло. Листья не колышутся. Нет в жизни движения. Что ни делай, все одно и то же. Совершенно непонятно, живешь сейчас или на прошлой неделе. Где ветер? Где ветер?
Иногда кажется, что бывает ветер. Это видно. Видно, как носятся массы воздуха, влажные, дрожащие, рваные… поднимается свист, рамы почти вылетают. В такие минуты жить страшно и интересно. Возникает что-то… желания, наверное. Чувства… Какие-то комья в груди.
Она идет, ни к чему не прикасается. Кое-где пыль. Кое-где в пыли мелкие следы, как будто бежали маленькие насекомые… Взвешивает чайник в руке, слушает звук воды в нем. Не хочется, не то настроение. Вон еще кочан надо помыть, лежит в раковине.
Подходит, отворачивает кран. Струйки бегут, уносят незаметные крупицы земли. Капли осели на скрипящих листьях.
Снимает верхние лоскуты капустного тела. Разглядывает, укладывает по порядку. Смотрит пристально, но как будто сквозь. Перебирает их пальцами. Прожилки, горбинки, хрящики, сеточка такая из волокон. Знаки. Можно многое увидеть. Особенно если хотеть, а сначала научиться.
Пока не очень. Перелистывает. Это она и сама могла. Смотрит другой. Море. Бесконечность. Волны… это как наши дни. Может, сегодняшний и не абсолютно похож на вчерашний, но на прошлой неделе обязательно был точно такой же…
Волны. Они слышимы, у них есть голоса. Но говорить они боятся - всего лишь шепчут. Громким шепотом. Шепот заполняет время, растет, преследует, не оставляет в покое. Это шепот жизни… Он отражается от глянцевой листвы апельсиновых деревьев, скользит по стае дроздов, пересекающей траектории звезд на черном жарком небе, стучит и клекочет в глиняной плошке каплями дождя, он душит судорогой и гасит темноту… А мы - мы вынуждены только слушать этот шепот, бояться его, скрываться от него - или смириться и жить так, как будто не слышим. Он шепчет, что мы всего лишь крошки, ничего не значащие сами по себе, годные лишь на то, чтобы в массе составить какой-то клочок, какой-то отросток на теле природы.
Она хлопает стопкой капустных листьев об стол, полная ощущением пронзительности обладания сознанием. Занавески, горшки, стулья не сразу узнаваемы; они приобрели и сохраняют странный оптический эффект - дымку, дрожание. Они пугают - правда, косвенно; но это уже не просто предметы - они участвуют…
Идет по коридору, невнимательно. Темно уже, поздно. Села. Поболтала ногой. Провела пальцем по косяку двери. Какое-то покалывание в губах: тоненькие ниточки тока, ниточки крови. Потерла ногой о ногу; горячие ноги. Потрогала шею. Сидеть не получалось: опять пошла по коридору, потом обратно. Подошла к окну - больше некуда. Темнота, слышимый трепет листьев.
Хочется ли есть? Нет, только не мясо. Колбасу? Нет. Печенье? Редиску? Все не подходит. Значит, делать совсем нечего. Или чай? Нет, тоже неохота. Никакой надежды.
Покачалась на стуле. А ведь хочется что-то поделать! Зуд какой-то во всем теле. Ладно, спать надо; чего без толку по квартире ходить. Расправляет постель.
Решает в последний раз кинуть взгляд в холодильник. Автоматически открывает морозилку… Ого! Мороженое. Кружится с ним по кухне, замирая и вздрагивая в предвкушении. Пританцовывая, идет в спальню. Блюдце с брикетом мороженого стоит на тумбочке; она раздевается, украдкой бросая взгляд в сторону блюдца. Ложится в постель.
Снимает обертку неторопливо, почти спокойно. Останавливается на мгновение. Начинает облизывать.
От интенсивности усилий кружится голова. Она откидывается на подушку в изнеможении, счастливо. Мутно-белые капли с молочным, белковым запахом стекают по оставшейся вафле. Она кладет ее в блюдце, не глядя. Прикрывает глаза.
За окном начинает барабанить дождь; вскоре переходит в монотонный шелест с едва угадываемыми переливами. Веки наливаются сном, что-то тяжелое и горячее опускается на грудь. Напоследок ловится кусочек мысли: "…утром колбаски пожарить… и кофе…"
О проекте
