Аркадия
Нам праздник, обещанный завтра
Ни думать, ни жить не давал, -
Небесный оттуда был запах
И вальс для кого-то играл.
Казалось, мы видели в окнах
Кружение томное их,
И вбок отлетающий локон,
И радость в глазах голубых.
А поднятый платьями ветер?
Как будто мы в зале одном,
Где нас даже кто-то заметил
У стен в нетерпеньи земном…
БликиГ.К.
Зачем нам знать исток, начало?
А числа страшные к чему?
Нам лишь бы солнышко сияло,
Да разгоняло эту тьму.
Пусть громоздятся величины
И делят ночь между собой,
Мы - просто следствие причины,
Не всё равно ли нам, какой?
Что звёзды, схваченные дрожью
На зыбком зеркале воды,
Мы - отражения, возможно,
Неодолимой высоты.
Не потому ли грусть разрыва
Не покидающая нас,
Куда с оглядкой, молчаливо
Мы смотрим в сокровенный час?
Будильник
Будильник лопнул, как нарыв,
Набухший временем до края,-
Всю ночь минуты шли на взрыв,
Железной обувью ступая.
Их стук чеканный за спиной
В меня впечатывал тревогу,
Я силой выброшен взрывной
На ветер жизни - на дорогу.
Холодный звон скупая сталь
Давно испуганно отбила,
Но в ускользающую даль
Несет меня взрывная сила.
Бык
С каким-то в сторону, но памятливым, взглядом,
Нагромождён, пугающе велик,
На пустыре с угла за тёмным садом
Ждал, скован цепью, раздражённый бык.
Сейчас он выйдет - чёрная рубаха,
И дети врассыпную - кто куда,
А я ни с места, в землю врос от страха,
Как будто я не бегал никогда.
Прямолинеен всем громадным весом,
Ко мне с трясущейся улыбчивой губой,
Он просто так с брезгливым интересом -
Вот-вот меня раздавит под собой.
И я кричу и ноги как чужие,
И жить по-детски хочется до слёз.
Зловещий сон - через него, пружиня,
Он, чёрный бык, весть гибельную нёс.
В мире животных
Коровы с жадностью заходят в тёплый пруд,
В грязь по колено погружаются и долго,
И так серьёзно пьют, и пьют, и пьют,
Что в пучеглазии лягушек мутно-жёлтом
Растёт панически внимание и страх, -
Кто-то ныряет, не выдерживают нервы,
Представил как в огромных животах
Вода пойдёт раскачиваясь мерно
За эти солнцем опалённые бугры,
Как затрещит над грязью вслед сорока,
Как посредине иссушающей жары
Возьмётся кочками их родина жестоко.
* * *
В холодном тамбуре задумчив кто-то курит,
Глубокая, огнями кружит ночь,
Он, видимо, родное караулит
И спать вповалку точно не охоч.
Звенят испуганно очнувшись переезды
За ними гулкая с размаху темнота,-
В однообразном выстуке железном
И память, как чужая ночь, пуста.
И это в ней по сторонам откосы,
Низины полные густой тревожной мглы, -
Оттуда необъятный круг выносит
Дремотные заборы и углы.
Тоской дорог дежурно пахнет тамбур
И в прошлое хоть прыгай на ходу,
Внизу в синюшных судорогах лампы
Он сам лежит в каком-то там году.
И слушает полночный этот поезд,
И времени не может одолеть, -
Чему-то вслед мечтательно расстроясь,
О чём-то глупо вздумавший жалеть.
Вера
Но как пшеница пахнет хлебом, Так наша смерть высоким небом - Предчувствием оно заселено, Надеждой розовой, мечтами голубыми, - Порою кажется, что мы в нём даже были - Нам лучшего не вспомнить всё равно, Не утаить, что слаще этой веры Нет на земле, пожалуй, ничего…
Воля
От конюшни сельской мимо весовой
Так, что вбок несли, кружили ноги,
Поводя безумно головой
Конь плясал да поперёк дороги.
Необуздан, в страшной силе мышц,
Неохвачен как всегда ремнями,
Лихорадочно утаптывая мысль
Взвился вдруг он, дикий взгляд роняя.
Телом злым стремительно в аллюр -
В жадно обретённую свободу,
Распугав кудахтающих кур,
Вылетел один за огороды.
В поле, где под ноги клевера,
Где навстречу только запах ветра,
Он уже вдали в себя вбирал
Сладкой воли краденые метры.
И не слышал криков позади,
И не видел впереди обрыва,
В неуклюжей смерти у воды
Захрипел, вздымая шею криво.
Запоздало с упряжью к нему
Подошло, спустилось вниз народа:
- Жил бы, дурень, знай себе хомут,
Без привычки что она, свобода?
И вразброд кто-как назад в село
Повлеклись видавшим за день полем.
В стороне телегу затрясло,
Дед с кнутом привстал в ней недоволен.
Глубь небесная
- Ты поверь мне, я жизни просил,
Я в глаза им смотрел, как собака,
Но один из них гордых любил, -
Бил сильнее, когда я заплакал.
И брезгливо отвёл на мороз,
Я надеялся, смерти не помню,
Но ты знаешь, не в этом вопрос -
Я скучаю безумно по дому.
Там у вас зеленеют сады,
Ты зовёшь меня с улицы позже,
Я упал бы сейчас с высоты -
Мне твой крик выносить невозможно.
И не стой по ночам на углу,
Я давно не гуляю с друзьями, -
Над тобой эта чёрная глубь
Не моими ли смотрит глазами?
Не ко мне ль ты бросаешься в дверь
В ночь потеряно выронив имя?
Я - всего только память теперь,
Я уже забываюсь другими.
И ты к ним не ходи ни к кому -
Ещё вылетит там про героя,
Они боли чужой не поймут,
Пока горе не грянет родное.
Дерево печали
Обглоданное дерево поэзии, -
На голых ветках стаи грустных птиц,
Перекликаются: "Ах, если бы, да если бы
В ту пору золотую родились.
Где, что ни плод, было свежо и ново, -
Вдруг брызгал сок, взрывался аромат,
Теперь нет будто выхода иного,
Как дерево сломать.
Ни жизни в нём, ни в сторону побегов, -
Скрипит под тяжестью черным-черно,
С шумных кончин серебряного века
Лишь трауром своим увлечено.
Скоро обрушится и низко станет, пусто,
И птицы даже
испугавшись отлетят, -
Они всегда на поприще искусства
Хоть от бревна, но ждут плодов, сидят.
Детство
И звёзды гроздьями свисали до земли,
Как будто в небо шла прохладная дорога.
В сады Вселенной мы тогда могли
Заглядывать командой босоногой.
Отсвечивал на лицах ртутный блеск
И тысячи миров навстречу нам дрожали,
И только пыли под ногами плеск
Да лай собак нас на Земле держали.
И эти душные кругом дома -
Из каждого двора несло скотиной -
Оттуда вечно порождала тьма
Сердитую фигуру с хворостиной.
В просторном сне разлёгшись на полу,
От строгости глухой скользнув куда-то мимо,
Мы снова шли в сверкающую глубь,
Где время нас ждало необозримо.
Дочка
Отец одноногий, его костыли,
Как будто упрямые руки,
Кололи бугристое тело земли,
Метались от скуки.
За ним пятилетняя с бантиком дочь
Опять до пивной, до стаканов,
Где рядом стояла и каждую ночь
Была самой верной охраной.
Валился он вдруг задирая костыль,
С "проклятыми" палками в кучу, -
Она же, упав к нему в слёзы и в пыль,
К щеке прижималась колючей.
Они говорить ни о чём не могли,
Лишь плакали близко друг другу.
Потом он искал под собой костыли
И всё продолжалось по кругу.
* * *
И шире сна шумело море
И в сон как будто бы текло,
Казалось, там вот-вот всё смоет
Волной, упавшей тяжело.
И тени шли, врывался ветер,
И берег подо мной дрожал,
Того я просто не заметил,
Что сразу в двух мирах лежал.
Что держит линию прибоя
Скользнувший косо чайки крик,
Что сновидение любое
У моря выпросит старик.
* * *
Я помню страх в глазах Пилата,
Излишний в голосе надрыв, -
Он и к себе брезгливость прятал,
Руки дрожащие умыв.
А поцелуй Иуды с ночи
Не сох, противно пах на мне,
Как тело бога кровоточит
На вашей я узнал земле.
Что в ней все с острыми краями камни
И солнце жгучее до слёз, -
Дорогой ваших понуканий
Я крест, как древо жизни, нёс.
Пыль от Голгофы, помню, тучей,
Но праздник неостановим, -
Когда ещё вам был бы случай
Под богом постоять
таким.
Я вам и смерть простил тем взглядом,
И в тьму кромешную уйдя, как в ночь,
Вы чуть в ответ не захлебнулись ядом,
Любовь мою стараясь превозмочь.
Конец света
Не замечаем ничего,
А ведь Земля быстрее пули,
И в круговерти кочевой
Мы не проснёмся, где заснули.
Хотя и солнце выйдет к нам,
И даже будет лучезарно,
Но впереди по сторонам
Не как вчера, не как недавно.
Оттуда прошлого нам нет -
Лишь тишина да лютый холод,
Словно в прищуре встречном свет
На что-то страшное расколот.
Круг
Как много странных совпадений:
Гул самолёта, сад, окно,
Густые запахи растений,
И то, что в комнате темно,
И ты ко мне вполоборота,
И даже резкий голос твой,
Ещё должно быть слева что-то, -
Да, этот месяц неживой,
И холод наш, как неизбежный,
И свет, ползущий по стене -
Всё точно так же было прежде
И не вчера, и не во сне.
Наверно, я коснулся тайны
И разгадал какой-то круг,
И опасенья не случайны,
И совпадения не вдруг.
Мы будем здесь неоднократно
И, повторяя каждый шаг,
В полночный сад молчать невнятно,
Лёд образуя на словах.
И снова рокот самолёта,
Луна и запах тёплых трав,
И впереди я помню что-то,
У тайны прошлого украв.
Не говори же в ночь беспечно -
Ещё нам всяко суждено.
Как в этих звёздах бесконечно,
Не закрывай туда окно…
Курортное
Ты из тонких духов и помады, Я в тебя не влюбился совсем, Но, как сладкую гроздь винограда, До последнего пальчика съем.
Мы с тобой артистически лживы - Нам подарен безумный закат. Эти ночи - из жизни красивой, О которой ворами молчат.
Не затем ли, как будто на память, Ты - себе незнакомо нежна? Хорошо, что нет клятвы над нами - Процедура тоски не нужна.
Потому я слезам недоверчив. Ты в игре не зайди далеко - Круг её, ты ведь знаешь, очерчен: Мы должны распрощаться легко.
* * *
Лягушка с профилем бухгалтера
Полузакрытым держит глаз.
Я, видно, помешал тебе -
Ты мутной мыслью увлеклась.
И первой пауза наскучила, -
От нарукавников к спине -
Лениво, нехотя, прыгучая
На взлёте выругалась мне.
Не получается общения,
Со дна, сердито - пузыри.
Ну хорошо, прошу прощения,
Я разобрал что в них, внутри.
Монада
Когда я линией расслышал боковой
Внимательную тень, стоящую в пучине,
По-рыбьи неподвижной головой
Я тут же сделал, как меня учили.
Глотками снизу, без разбору, наобум,
До пучеглазия набравшись внутрь балласта,
Я тело плоско опустил, и даже ум,
И ждал, на дне испуганно распластан.
Казалось, так полжизни протекло,
Но тень - она стояла точно сверху, -
Предательски прозрачное стекло -
С меня уже, я слышал, сняли мерку.
Как стол разделочный, куда ни кинь - скала,
Чуть что - и хруст в кривых зубах погони,
И смерти нет, раз в памяти цела
Дочеловеческая ночь моих агоний.
Мухи
Легко, пожалуй, одни мухи - Посмотришь - носятся в жару. Летят быстрее оплеухи, К чему прилипли, то и жрут.
И чем бессовестнее запах, Тем больше собирает их: Уже и крылышек, и лапок В танце наклонностей дурных.
Словно от солнца тяжелеют, Для блеска скушав по чуть-чуть. Они в такой жаре жиреют, В какой другим не продохнуть.
Мясной павильон
Сырой просторный запах крови,
На крючьях вырезки на вкус любой.
Рядом по рёбрам бьют коровьим,
И сам идёшь как на убой.
Свиные головы со спящими глазами,
С гусиной кожей птицы ряд.
Красноречиво сыто в зале
Все топоры о смерти говорят.
Как по-живому стук их вязкий,
Им хоть кого, порубят на куски.
Отсюда прочь в другие краски,
Пока не поднят на крюки.
На льду
Голод смотрит глазами души
Из глубокой как яма постели.
Не к нему ли из ночи спешит
Кто-то белый совсем из метели?
Никого, он сгорает в бреду,
Выбиваясь из сил со слезами.
До сих пор там по невскому льду
Тянет с грузом немыслимым сани.
Впереди у него этот скользкий подъём,
А у мамы дырявы ботинки,
И зачем-то он лёг и лежал с ней вдвоём,
Ветер колкие сыпал снежинки.
И всё ей говорил, говорил без конца:
- Просыпайся, поедем обратно.
И нетающий снег то и дело с лица,
Будто ждал, убирал аккуратно.
Объездчик
Из-под копыт летели комья грязи,
По кругу хитро к нам он лошадь торопил.
Роняя за собой арбузы наземь,
Мы, побледнев, бежали что есть сил.
Уже изнанкой захлестало тёплой
В амброзии росистой от дождя,
Всё ближе был в набухшем поле топот,
Наперерез нам, видно, заходя.
И от бессилия и страха сохли губы,
И грязь к подошвам липла тяжело,
Казалось, что он сверху нас зарубит,
По одному в кустах нагонит зло.
Хозяйский окрик длинный, как верёвку,
На всём скаку он выбросил вперёд
И семи лет отставшую воровку,
Мою сестру, я думал, впрямь убьёт.
И я кричу, и с ней с того обрыва
Мы до сих пор, не пойманы летим.
До смерти ей мгновение, но было -
Она ещё не знала, что за ним.
Платформа
Приснилась голая платформа,
Её наклонно понесло.
Упав ничком, прильнув проворно,
Удерживаясь зло,
Я слышал дрожь металла снизу,
Колёс неудержимый стук,
Словно по скользкому карнизу
Меня влекло сорваться вдруг.
И ночь, смеясь, бежала рядом,
Ждала вот-вот сейчас меня.
И удержаться, знал я, надо,
Это движение храня.
Весь устремлён в растущем гуле,
В железо вжавшись на ветру,
Я с ним летел, подобно пуле,
Втянут в жестокую игру.
И с моих щёк срывало слёзы,
Навстречу дым стоял, туман,
Куда-то окрик паровозный
На всём ходу был нервно дан.
Уже и молнии сверкали,
И ослеплял высокий свет,
Мы поднимались по спирали
Туда, где ночи просто нет.
* * *
Почему-то мне кажется, боже,
Что зашёл я за свой смертный час.
Я ведь так не родился, а ожил,
В дни вернулся, сгубившие нас,
Где опять никакой перемены,
Те же судьбы со мной наравне.
До обиды знакомая сцена,
Но нет роли оставленной мне.
Птицы
Мелькают юркие стрижи,
Ныряя в тёплый вечер.
Вонзают чёрные ножи
В густой, как масло, ветер.
И от восторга скоростей
Вся высота оглохла.
Над шевелюрой тополей -
Такая суматоха.
Как в пропасть, голову сломя,
С отвесных стен больницы
Спадают камнем на меня
С протяжным визгом птицы.
Я знаю - только нелегко
Привстать на подоконник,
А дальше крылья широко -
Обман их узаконит.
И распоров упругий свист
Размашист напоследок.
Скалы больничной колонист,
Я дотяну до веток.
Лощёной, глянцевой листвы
Ударит пыльный запах,
И с разворотом головы
Найдут меня на запад.
Под солнца сломанным лучом
В торжественной улыбке,
Страх наконец-то нипочём,
Я смолкну птицей зыбкой.
* * *
Разлука - это ведь не кража.
Судьба когда-то вам вернет -
Зайдет растерянно пропажа,
Как будто там еще живет.
Уже в дверях сознав ошибку,
Оторопев от тишины,
С такой мучительной улыбкой
На стул присядет у стены.
В какой-то фильм вдвоем уставясь,
Не понимая ничего,
В чужих истериках, местами,
Очнетесь вдруг от своего.
Но и тогда смолчите в профиль
О том, что ясно и без слов, -
И долго будут врать напротив
Про бесконечную любовь.
* * *
Из тайны сумрачной отвесной,
Из глубины небытия,
Желаньем, жаждой бестелесной
Припал к потоку жизни я.
И наудачу выбрал время,
И с любопытством в нём возник.
Уже влекло меня со всеми
Куда-то к счастью напрямик.
О берегах забылось мрачных,
Лишь иногда неясный зов
Там, наравне со мной, маячил,
Бежал по скользкой кромке снов.
Необъяснимой предан цели,
Вперёд, рекой текущей вверх,
Я слышал, как живые пели,
И к берегам был ближе всех.
* * *
Рукой подать, лежит вся в солнце память -
Пропахший травами и пылью материк.
Жильцы там странно шевелят губами
И, видно, скоро перейдут на крик.
Я должен быть давным-давно обратно,
Им даже и представить невдомёк,
Что где-то в будущем далёком, непонятном
Я задержаться на полжизни мог.
Они в пруду, в грязи, кругом лягушки, -
На миг я забежал за камыши -
Теперь в растерянности - как вернуться лучше,
Что б не узнало правды ни души.
Вдруг выскочить, поднять под солнце брызги,
Упасть вперёд, не показав лица
И, словно сон в жару, свой глупый путь неблизкий
Смыть в этих водах без оглядки, до конца.
* * *
Скрывай от любящего сердца
Свой незаслуженный удел.
Держи в себе до самой смерти,
Что не любил, а так, жалел.
Пусть половинная услада
Его дурманит и хранит.
Пусть вас по выслуге, в награду,
Уложат под один гранит.
Над ним, мечтательно ступая,
Пройдет когда-то робкий гость -
Обманет надпись золотая
О том, что поровну сбылось.
Первый снег
Всегда, как заговор, за дверью запах снега
И ранний смех детей заливисто-глухой -
Переворот наитишайший света
До темноты в глазах, до радости слепой.
Пушистых проводов повсюду параллели -
Еще вчера о сказке кто бы знал,
В ней даже правильно замерзнуть не успели,
Как в декорации на сцену хлынул зал.
Параллельные миры1
Зачем вы смотрите оттуда,
В разлуке нас одних виня -
Вам говорить об этом трудно
Из ночи тёмной в радость дня?
В улыбках долгих спрятав зависть
Знакомо щуритесь на свет -
Да, мы немного задержались,
Но мы придём когда-то вслед.
И в эти мрачные аллеи
За вами с грустью поспешим,
Забыть, наверно, не сумеем
О тех, под небом голубым.
Мы им в глаза, нет глубже - в душу
Попробуем из тьмы смотреть,
Они не смогут нас не слушать
Через исполненную смерть.
2
Нет, мы не умираем, а уходим
В счастливо обнаруженную дверь,
Мы исчезаем в будущей свободе
Насмешками оплаканных потерь.
Все как один с неудержимым криком,
Срываясь точно птицы со скалы,
Бросаем вдруг в таком восторге диком
Насиженные тёмные углы.
Уже обман - вчерашняя усталость
Наших земных тяжеловесных тел.
И это божьим даром нам казалось,
И с этим каждый жить и жить хотел!
Взмывая вверх крутым прощальным кругом,
Мы словно в сновидении чужом
Уже летим от прошлого с испугом -
Мы даже не жалеем ни о чём.
Старость
Он отправлял в себя задумчиво еду,
По скатерти к нему спешила муха.
Напротив, чересчур уж на виду,
Обедала старуха.
Склонясь в тарелку "географией" морщин,
Сухими руслами, куда сбежало время,
Наверно, думала она в пустые щи
О солнце низком, холоде осеннем.
Что там, на дереве, осталась пара груш
И рядом воровски садятся птицы,
И что невесело разглядывает муж
Её лицо из-под бровей кустистых.
Всё, даже сны, известно им вперёд.
И то, что ночью умереть - привычно.
Наутро кто-нибудь тогда к столу придёт
И "чаю сварит" меньше, чем обычно.
Страна забвений
Да, она есть - страна забвений,
Там даже улицы - как в наших городах, -
Страна с волнующей неправдой отражений
Действительности в снах.
В ней с умыслом далёким злые люди
Без церемоний заселяют ложь.
По городам чужим с усмешкой блудят.
Не дай бог, им навстречу попадёшь.
Тогда во сне и стыд, и страх до крика,
И смотрите уже во все глаза.
И почему-то верите словам, обидным дико,
Из этих улиц выбежав в слезах.
Наверно, потому, что вслед сказали мало
В скользнувший омут призрачной страны,
Где смутное разбито на кварталы,
Куда мы тайнами навзрыд погружены.
* * *
Там, наверху, Шопен и всё такое:
И чувства нежные и тонкие духи,
А здесь бьют баб тяжёлым смертным боем
За совокупные грехи.
Вечно голодные их тут же, рядом дети
Снуют туда-сюда по дну,
В родных потёмках, в жалком свете
Не представляют глубину.
Для них и музыка как будто бы играет,
И чем-то пахнет им - не сразу разберёшь,
А что любовь без нежностей, другая -
Так здесь и смех на радость не похож.
Цепь
Когда-нибудь я цепь перегрызу,
Я вырвусь на свободу, вот увидишь,
И с дёснами в крови, упрям, беззуб
Слечу в небесный город Китеж.
Тебе же смерть без твёрдости земной?
Мечта, по-твоему - всё выдумка, пустое.
Ты не решишься вслед за мной
В сиянье золотое.
А поволочишь дальше цепь,
Свободная до хохота.
И станешь глупая в лице,
И старая от опыта.
Эскиз
Километровые гремят товарняки
На сонных от жары степных разъездах.
И жизни признаков особо никаких
За этой волокитою железной.
Отцепленной застрянет тишина
С кричащими хозяйски петухами,
Да над чугунной зыбью полотна
Туда-сюда две бабочки порхают.
У грязно-жёлтых выцветших домов
Густые тополя в пыли и в паутине,
Да обязательно всегда, как будь здоров,
Красноречив замок на магазине.
* * *
Я знал молодым этих строгих старух -
Наверно, они не стареют.
Тяжёлая ноша каких-то заслуг
Как будто над ними довлеет.
С упрёком торжественным к жизни земной
Они поднимаются в церковь,
Весь мир позади ненавидя спиной,
Как в школу идут за оценкой.
И трепет всегда возвращается к ним
Среди позолоты помпезной,
Спокойно глядит на процесс херувим
Под куполом лёжа железным.
И пахнет молитвенный шёпот старух
Беззубыми бледными ртами,
Сладчайшей мечтой завершается круг
В небесно раскрашенном храме.
О проекте
