Валерий Родос. Леопард

        РђСЂС‚ёму

Сухонькие трупики деревьев довершали картину.

- Ну и ну! - сказала жена, - Не нужно было приводить сюда сына.
- Пусть посмотрит.

Смотреть было на что: заплёванная площадка с вытоптанным, обесчещенным снегом в окружении тесных клеток с прогнившими прутьями. Голодные животные не ходили - лежали, неритмично дёргая шкурой на плоских животах. Верблюды и яки до лоска протёрли свои морды о решётки, выпрашивая хлеб. Если никого из посетителей не оказывалось рядом, звери, в который уже раз, обнюхивали ближайшую сторону клеток в безнадёжных поисках забытой крошки. Даже хищники тыкались своими широкими и теперь бесполезными носами в прутья, вожделея о несвойственной им растительной пище.

- �х бы самих в клетки.
- Людей тем более нельзя.
- Ну хоть на пару бы дней, да на такую пищу.

Наш сын притих и только переводил пальчик от одной клетки к другой да горестно цокал. Зебра открыла нам навстречу пасть, полную кровавой пены.
- Слушай, тут что-то неладно. Надо кому-нибудь сказать, её же лечить надо...
- Людей нет.

Зебра услышала, закрыла пасть и стала несильно биться лбом в бетонную стойку. Липкая, розовая пена с её губ повисала на решётке.
- Специально для детей до пяти лет.
- А хоть до шестнадцати.
- Не нужно было приводить сюда сына.
- Пожалуй.

Мы подошли к клетке с леопардом. Его потёртая, не годная уже на шубу шкура, была нетуго натянута на сырые кости. В глазах леопарда не было мольбы. Животные не кончают жизнь самоубийством, но этому такая мысль приходила в голову. Его худые лапы были глубоко просунуты в щель между прутьями в сторону не родной и уже не нужной ему свободы. Неподвижные глаза без интереса остановились на моём сливочном сыне. Мы долго стояли, и было видно, как пробуждаются жёлтые черти в зрачках зверя, как холодная идея - прародительница этих чертей прокатилась по всему его телу, тяжело переваливаясь через рёбра, до кончика хвоста, до лап, сразу выпустивших когти. Леопард приподнялся и тысячи раз мысленно-выверенным движением, рассчитанным на единократную точность, просунул беспутную свою морду в щель. Ещё одно движение (не движение - изгиб) - и жалкое, дрожащее тело всё оказалось по эту, людскую сторону решётки. Воздух свободы и отчаяния ударил ему в голову, ухнула и забулькала многодневная пустота в желудке. Леопард присел и прыгнул.

Нет. Глаза его, вдоль и поперёк которых во всю ширину полыхали жёлтые черти - не ошиблись. Подвели ноги, тяжесть лишнего хвоста. Леопард не долетел. � в следующую секунду я успел всунуть в просвет между неточёными зубами зверя и лицом моего сына, тоже теперь жёлтым, свою руку.

�счерпав в прыжке силы, леопард обмяк, но предварительно вонзил в пальто, в моё мясо свои страшные клыки. Жёлтые черти выскользнули из помутневших от слабости глаз и потекли ядовитейшим из ядов по зубам в мою кровь. Трусливые мурашки слоями, потоками покидали меня, как крысы корабль. Рука, любимая рука, переставала жить, превращалась в сучок.
- Спрячь сына, - завещал я.

Где-то на окраине видимости, мимо, ко мне за спину, тихо и с воем уносились, пропадали посетители. Зебры и яки впервые за долгие годы голодного соседства со львами и тиграми вспомнили, что сами могут стать пищей, и в смертельной панике заметались по клеткам. �счезла и моя жена с сыном. Остался на всю мою жизнь леопард, застывший в обмене своего яда на мою кровь. Яд бешенства тёк по моей мёртвой руке, будя дух и сноровку далёких предков.

Леопард, беспомощный как прищепка, был тяжёл для меня. Неожиданно тяжёлой оказалась и уже не моя рука. Но я приподнял их вместе. Весь этот сложный груз пришёлся на мою левую ногу, и освободившаяся правая, как в детском футболе, с наслаждением въехала в дрожащий живот зверя. Леопард смертно икнул, перехватился зубами, царапнул, оступился и рухнул задними лапами. �з-под его хвоста плеснула голодная дрянь, а со следующим выдохом и кровь. Мутные облака наползли на зрачки. � на клыках жёлтые черти неспешно уступили место розовым, те - красным.

Я ударил ещё раз, и ещё, теперь уже прямо целясь в непригодившуюся в его жизни мужскую стать. Леопард зевнул, потянулся, жизнь в последний раз из конца в конец оббежала его тело - не осталось ли чего пригодного, - и умер.

Со сладкой мыслью, что меня поднимут и вылечат, я на секунду потерял сознание и повалился на труп поверженного врага, едва не угодив под удар железного стержня. Это моя жена отдала сына первому же встречному среди многих убегавших, вернулась и нежными, зацелованными своими ручками вывернула из ограды прут. Тело животного, остывшее ещё при жизни, откликнулось на этот удар звуком пустого посылочного ящика.

Потом меня и вправду подняли, встряхнули и фотографировали на фоне леопарда и щели в клетке, одного и с семьёй, расспрашивали и хвалили. Отдельно снимали леопарда, предварительно очистив ему хвост, измеряли его длину и длину клыков.

Через пару дней появилась статейка в областной газете, а на следующий день - в другой, не ежедневной. Даже в одной из центральных газет мелькнуло сообщение об этом случае. Кто-то получил нагоняй. Зверинец перенесли в другое место, животным сменили рацион и обслуживающий персонал. Мне объявили благодарность и позже дали новую квартиру. Одну из комнат этой квартиры жена снизу доверху оклеила фотографиями моего подвига, а одну из фотографий, на которой леопард вышел более живым и сытым, чем его победитель, повесили даже в детском саду, куда ходит мой сын.

Врачи говорят, что функции моей левой руки со временем частично восстановятся.

31.12.73 - 1.1.74.