Не с руки со мной ругаться,
сижу чурбаном, дым раскинул коромыслом,
ноги на выдвижном столике надёжно повисли.
Просто я такой, искренне свой,
недоверный и многоусловный,
не люблю глупой правдой
корёжить покой.
Преувеличенный раб памяти не чёткой,
гроссмейстер языковой чечётки,
прикладных искусств рядовой,
взвешивающий все против и за,
за пивом, запоем, и за глаза.
Излишне толковый,
дома я, хоть и на диване, рассуждаю,
как Марат с Архимедом в ванне,
а всё-таки загнан в угол.
Я ж не виноват что ты, моя подруга,
прирождённый сыщик, а мне так трудно
отложить прошлое в долгий ящик.
Я сам себе не душеприказчик,
может мне помнить то же, что жить,
и тебя смогу незабыть.
Во мне, наверное, ты не будешь уверена никогда,
а мне некогда убеждать тебя всегда,
кроме привычек у меня нет почти ничего,
и я не сумею отдать тебе всего.
Я с тобой больше спорить не стану,
завтра встану рано, и выйду гулять,
ностальгический беспокойник,
мягко по улицам - шлюпкой, фелукой,
пирогой, байдаркой, каноэ,
не дать, не взять,
не понять что такое.
Прошлым обросший,
буду заглядывать в тесные лица проезжих, прохожих,
на меня в большинстве далеко не похожих.
Буду ворочать башкой туда-сюда,
тут природы куски, а там прибитые провода.
Обмотать бы себя изолентой.
А может, как ямщик, неуместным помахивая веслом,
упившись прежним, дома в былом,
в коляске с диким рысаком,
как попало, в страшной пляске,
с лихорадочным, ласки исполненным языком,
лететь куда б мои глаза не глядели,
анатомический поэт, немного в теле,
до выходных мне не дожить,
когда семь пятниц на неделе.
И в самом деле, откуда внутри столько пыли,
oдичалые парки давно позабытых побед,
рассохшийся якорь у выхода-входа,
как предисловие к могиле, карта дислокации
запасных полков в неведомой битве,
шершавые пушки, расколотые как чашки, сплющенные пули
и восковой виноград, на полках в краеведческом музее,
в краю с краю, на окраине, часто диорама из жизни волков,
провожающих посетителя оловянным взором
в туалет, где кафель с озорным дворянским узором.
Улыбкой заплыло лицо,
вспомнил, как в полночь под Новый Год
выпрашивал себе будущее навырост, наперёд,
под столом, в разноцветно освеченной гостиной,
и немного косо, из того окна,
нержавеющая ухмылка Луны была видна.
В квартирной двери, Аделаидой глазок горит,
я был твёрдо уверен, что молоко от меня не сбежит.
Находясь в другом совсем пространстве,
где горы скобками сгребли в кучу город,
и облака вызывающе развешаны,
я живо себе представляю
утром звезды, скрип по снегу,
губы искусанные бывших подруг,
бамбук их ног, всполохи их рук,
встали дети шире в круг,
суфлёрским шёпотом,
еле слышно, но вслух,
памяти в стену маетный стук.
Тут как тут, там как там,
моего прошлого не поделить пополам,
того что было, и ещё есть,
нам вдвоём не съесть.
А ты мне говоришь, будь только со мной,
Как это? Ведь я не твой.
Нет, пойду лучше гулять,
за дверями то ли утренник, то ли заутреня,
ветер поёт песнопения,
пойду упоюсь жилистым рвением.
Соберу падших листьев в мешок,
займусь предосенней уборкой,
близорукость глаз скомпенсирую
памятью дальнозоркой.
Пойду, пошевелю ногами,
последние пары уже разняли
слоённых своих губ слюнявое оригами.
На обочинах большие дома на привязи, на пристани.
Быть может я болен, наверное,
но мне не больно, только внутри
какие-то схватки невольно.
Вьются пёстрые цыганки, ищут кому что предсказать,
я ничего не буду знать, я буду просто тихо быть,
ведь чему быть, того не миновать,
а что было, того не забыть.
Вот в чем дела суть,
повторить перед сном не забудь.
Январь - март, 2005