* * *
настигнут адресатов похоронки
поминки приголубят мертвецов
жрецы зарежут нового телёнка
кобылы побегут от жеребцов
и смилуются боги-первоптицы
взмахнут крылами, обмолотят жмых
но только ничего не обновится
в миру, где мёртвых больше, чем живых
где тленный дух – залог хлебов и весей
где каждый съел кусочек мертвеца
не все воскреснут
лишь они воскреснут –
телец
жена тельца
рабы тельца
* * *
Пшеницей покрывать бы – купола,
чтоб хлеб и небо с богом рифмовались,
чтоб не кресты – колосья поднимались
и к тучам, закусившим удила,
и к ангелам на белых кораблях,
ленивых и величественных равно…
Чернила бога набело, исправно
ложатся над полями, на поля…
Не стряхивай с плеча их, словно перхоть.
Ответ молитвам – влажен и широк,
земля кругла и – это видит бог –
до горизонта купол златоверхий.
* * *
Время густо каплет на висок.
Свешиваясь космами седыми,
время, как недоенное вымя,
каплет на ладони. Бледный сок –
всё, что можно выжать из пространств,
пустоту подрезавших боками.
Млечный сок земли дрожит в стакане
от движений и непостоянств.
И когда моя скупая грудь
той груди коснётся неизбывной,
я пойму, что время – это бивень
зверя, преградившего мне путь.
Зверя, преграждающего всем
раннюю ли, позднюю дорогу –
зверя, называемого богом,
по живой идущего росе…
По кровавой, плахотной росе.
* * *
Этот город сегодня нас видит во сне.
И запутавшись в карте его сопряжений,
мы легли полежать на холодной спине
мостовой, чтоб спастись от головокружений,
сотрясающих город, забывшийся тем
сновиденьем, в котором мы – камень. И стен
палимпсесты над нами от ветра дрожат,
и над ними – суровые птицы кружат,
и стальное перо застревает, как мясо,
в нижних зубьях жующего сумерки вяза...
Вяз погибнет. И гибели влажный грибок
поползет по фундаментам, съест потолок,
доберется до кроны, до неба, до птиц и...
Город спит. Город нам, сновидениям – снится.
* * *
Погибай, потому что спасения – нет.
Не мечись по церквям и гадалкам.
Твой последний билет – несчастливый билет,
Затянулась на шее скакалка...
Здесь таких не желают, как ты, не зовут
Преломить ни постели, ни хлеба.
Их наречие – кнут, им фамилия – Брут,
Им не нужно ни чести, ни неба.
Погибай – ослепительно яркой звездой,
Безысходной, искрящей, горячей!
Будь изгоем, рождённый с пометкой «изгой»,
Потому что не можешь – иначе...
* * *
До свидания, до свидания...
Освежевано расстоянием,
снова сердце мое – скитание
в переулках чужих судеб.
В каждой встрече – свое название
для прожитого расстояния,
Каждой встрече – своя литания
из маршрутов, колес и неб...
Вздрогнет вновь и качнется маятник.
С пьедестала соскочит памятник.
Подорожной обучен грамоте
или нет – все равно беги
за билетом, вагоном, палубой...
Что дорога! – молитва-жалоба.
Хлеба только да чтоб вмещалась бы
под чугунные сапоги.