* * *
Царь-колокол – стакан
С остывшим чаем – дождевой водой.
И порох горстью табака
Во рту Царь-пушки. И Невой,
Как вечностью, испачкан камень.
На облаке прореха.
Взор замазан потолками.
И ветер, как изжога, и… Начало века.
* * *
I
Словно в ступе, Неву толочь,
Пену от берега – прочь…
Словно мост - рухнул в воду – путь.
…А утром народ потянулся к столпу.
II
Нам остался один причал
Да бумажные корабли.
Помнишь, витязь полвека молчал,
Знал он цену паденья столиц.
В тамбуре
Утренняя роса,
Будто на коже пот.
Как тогу одел небеса…
И пропастью вновь глаза,
И времени старый грот.
И в тамбур закован день,
И рельсы, как судьи векам,
Но не проводам, столбам.
И я словно ветра тень –
Не видно меня. Я слеп,
И карликом становлюсь.
Я – рукопись на столе,
А рядом лежит пистолет.
А снизу прорублен люк.
И талой уходят водой
В него лоскуты теней.
Ветер, в стакан налей
Воздуха потеплей,
А сверху морской прибой
Осядет, как птичий пух.
И сон дождевой водой,
Расслаблены пальцы рук.
И тень перевяжет взгляд.
И окрики в спину: «Стой!»
Шаман соберет рукой
И выльет в стакан пустой
На дне его, как покой,
Запекся мышиный яд.
* * *
I
Расскажи мне, старик, про бунт,
Расскажи, как Нева стоит,
Как молчаньем истерзанных струн
Триста лет – нам звенит гранит.
Триста лет слышим кашель и хрип,
Триста лет ветер флаги нам рвет.
Триста лет… не бинтуй – болит.
Триста лет мы уходим под лед
Вечной Ладоги, в омут времен.
Причитаньем – весной вода.
Кто-то крикнет: гранит - не звон.
И шепнёт: судья нам – стена.
II
Ржавых струн из гнилых петлиц
Звон, как дым, по земле пошел,
Лезет в души смиренных страниц
Да ложится пером на стол.
Триста лет нам чернила – вода.
Триста лет на столах костры.
Триста лет нам судья – стена.
И эпиграфом – горсть золы.
* * *
Черно-белая ночь,
Как пожелтевшее фото.
…Как воду в ступе толочь…
Фонарей молчаливая рота
И тебя призывает молчать.
Снег валит, как сырой табак.
Строф и мыслей разбитая рать.
Многоточием реет флаг.
О проекте
