Перевод с польского Владимира ПоповичаПредстоящее
Мне бы взять и бесстрастно былое унять,
но не ведаю, кто я теперь.
Галереей восторгов и мук дорожит неуёмная память.
Я раскаяньем загнан в себя, но явление чуда
бликом ярким светила, молитвою иволги, ирисом, ликом,
бездной чьих-то стихов, мне подобным
не имеет, по счастью, предела.
Я виденьем таким возвышаюсь над собственным тленом.
Те, кто сердце моё заселял, покажитесь, загладьте
угрызенья мои: в вашей прелести я не прозрел.
Идеалами вы не считались, но знаки бровей,
этот под ноги взгляд, ледяной и волнующий голос
были явно присущи созданиям неповторимым.
Зарекался навеки любить вас, а после
малодушно себе изменял я.
Излучение ваших очей мне творили покров,
многотонный ему ни за что не объять силуэт.
Не восславил поныне я стольких
достойных людей.
Их бесстрашие, твёрдость и верность ни с чем не сравнимо
вместе с ними покинули нас, неизвестные миру.
Навсегда неизвестные.
Как подумаю, смертный, о том – и зову Очевидца,
чтобы ведал лишь Он, ни о чём не забыл.
Искать неродное
Долгое слышу во сне эмиграции эхо.
Так воскрешаю ущербы свои.
Наше прошедшее тёмно, точнее –
так слепо, словно у пчёл из семьи
дружной заделаны воском прорехи кучнее.
Кто утверждает, потворствуя памяти-скряге,
будто живёт, претерпев унижения
гордости высшей, когда, иноземцу-бедняге,
крылья ему обрезал снисхождения
взгляд?
И, с молодёжью роднясь в задушевной беседе,
я ни за что не обмолвлюсь о мелкой победе.
Коей, по случаю эха, бываю не рад.