* * *
Пустыня - это бездорожье,
По бездорожью кто ж пройдет,
Душа от страха изнеможет,
Кто и куда меня ведет
Не вижу я, не понимаю -
Не все ль равно идти или
Стоять, в себе душа немая
Как ноги стертые болит.
И пустоты не утоляет
Ни снедь, ни сон, тоска одна
Как сильный ветер разрывает
На мне покров из полотна.
* * *
Два чахлых колоска - осот или пшеница,
И сами не поймем, не смея цвета дать.
Как мается душа... Друг к другу прислониться
Лишь было нам дано - какая благодать.
Исповедь
Жизнь так похожа на самоубийство;
Что же я делаю... и зачем?
Удивление, ужас, отчаяние
Сменяются просто страхом,
Что все догадаются,
А после скукой -
Все и так уже знают;
Тело спадает как шелуха -
Явление смерти,
Но мне кажется, так было всегда,
Иногда я забывалась,
Дрожала, плакала,
Смотрела как стынут деревья,
И нетерпение гнало меня,
И я кого-то гнала,
Ругалась, рожала,
А деревья постепенно
Выгоняли листву
Не так быстро, но гораздо смелее -
Настоящие зеленые листья,
Маленькие и круглые
Как ладошки моих детей,
А потом теряли их -
Одного за другим,
И каменели, стыли,
Не боясь ни молчания,
Ни боли, ни смерти.
Помню, мне было шесть лет,
Когда я поняла,
Что не смогу - вот так,
И пошла, пошла,
Так оно и идет, идет...
Крещенье
Вот благо сыплется на нас,
И тихая ложится влага,
Качает дерево рога,
И вместо манны только снега,
Вздрогнув,
касается рука.
Чего? Земли, воды, огня
Или небес? Зачем так нежно,
Роскошно, празднично, безгрешно,
Заботливо, тепло, утешно
Всех укрывает и меня;
Помойку всю и наготу
И все - в крещенское убранство.
Земля венчается на царство;
Всю немоту и черноту
И боль, и горечь и тщету -
Струей веселой иорданской.
* * *
Положи мне голову на колени -
Тебе будет покойно - и я удержу,
Ты увидишь небо и земные растенья
И прекрасное поле - все в цвету.
И не бойся, что ты опрокинут навзничь,
Слабее всех, вровень с травой -
Здесь не будет удара в спину, разве
Ты не видишь - твоя и слита с тобой.
Преклони ко мне лицо - не побрезгуй,
Ты стоишь так гордо, один как перст,
С головы до пят ты весь железный,
И враг не найдет уязвимых мест.
Но я - земля, и твои босые
Ступни - мне острей ножа,
Ведь он - железный, они - живые,
Какой ты нежный!
О, как жаль
Этих дивных рук и дивных ног мне -
Мог ваятель гордиться твоей красой,
Ты так похож на юного бога,
Но, запомни, - на мне ты стоишь босой.
Положи мне голову на колени,
Я сняла одежды, забыв запрет.
Убивай теперь, говорят растенья,
Если ты боишься оставить след.
* * *
Что еще скажу я Боже Боже правый?
Затекает в сердце синева
Из окна
Какой-то бес лукавый
Напоил сполна
Буквы собирает вороненок
Учит составлять слова
Из меня по капле мой ребенок
Истекает
Эта синева
Не приедет
Хватит не приедет
И чего еще я жду
Только слушать подголоски эти
Как автобусы гудят в аду
Окись сини
Ломота в суставах
Жилы намотали на их гриф
И так страшно мне
так больно стало
Что рука коснется их.
Сорочье
В черно-белом оперенье
Кому какое облегченье?
Только вести,
Как из мести
За мое долготерпенье.
Это летоисчисленье,
Что ни день - мое мученье.
Я роняю оперенье:
Белый день, зима -
По белому перу,
Ночь, тепло, земля -
По черному перу.
Отчего, кричат, не умру?
Видно очень зла я
И стара поутру.
Чем кому смогла -
Помогла по перу.
Только радости -
Никому не принесла,
Обронила, растеряла, унесла,
Крала, брала - все равно не спасла.
Окропил рассвет мне крылья,
И с криком
Эту весть я, как смогла, разнесла.
Обронила, замарала, смерть зазвала.
Где был белый снежок,
Там алеет пушок,
Всяк бежит, меня сторонится -
Принесло проклятую птицу!
Где на ветке сядет она -
Покачается...
Свет померкнет,
Жизнь кончается.
Вот закутаюсь в алый плед -
Проживу еще восемь лет,
Окунусь в зеленую плесень -
Проживу еще десять,
Серым, белым, голубым доберу.
Что добуду -
Плеском, блеском, вереском ототру.
День закрою - ночь отопру,
Ночь запру - день выйдет.
* * *
Скажи, зачем бреду, пути не узнавая,
Застывший полу-свет похож на полу-тьму,
Не трогая себя, других не задевая,
И звон такой в ушах - не звука не пойму?
Чтобы не биться так, себя не узнавая,
Как птица об стекло, об смерть, а видеть так,
Как воздух входит в грудь, груди не разрывая,
Не раня никого, а как мне сделать так?
А как мне слелать так, стекла не разбивая,
Унылый Твой покров, не брезгуя, сносить,
Твой купол голубой, баюкая, качая,
Развязывая плоть, увязывая нить.
Лелеемые мной, округлые, тугие
Ложатся имена, ложатся в колыбель,
Как первые стихи, такие дорогие,
Воркуемые мной, как парой голубей.
Их шелковая плоть ложится на колени,
Спина моя торчит в звенящее стекло,
Глуха, слепа плоха, как будто в полу-тени,
Я делаю как все, чтоб их не разнесло.
Дыхание мое, дыхание их душит,
Чтоб слух не преклонить, не проронить словцо,
Ветшая, к тени тень тугую кожу сушит,
Так дай же мне Твой хлеб, я не люблю стекло!
Дай хлеб Свой, дай Свой свет, я ветхая, нагая,
Нагие на руках моих мои слова
Истаивают все, когда я слов не знаю -
Ни звуков, ни имен, - введи меня в права!
Дочке
Принцесса-мышка со стертым носом,
Как придорожная трава,
Прижиток мой и мой доносок
Из года - в год, из года - в два.
Неистовое солнце свищет,
вытягивая нежный май,
Зеленый хохолок. Из тыщи
Ты мой один, моя одна.
* * *
Если б я в вас зарылась, туманные залежи рек,
Я, как эльфы, не знала бы черной печали вовек.
Если в пыль обращусь я и в воду, то что за беда,
Если долго любить их, то равно прекрасны и пыль, и вода.
Можно век простоять, улыбаясь лучистой сосне.
Кто восторг отравил ненасытною жадностью мне,
Наслажденьем назвал и заставил читать и считать
Каждый куст, каждый камень, в котором жила красота.
Горе, горе им, слабым, открывшим мне тайны свои,
Я искала, алкала, как жаждала я их любви!
Обернусь - и не знаю, быть может, солгала себе,
Обернусь - и хватаю, а память как кровь на губе.
Мои губы искали, хотели заветной любви,
Чтобы память избыть и того, кто внутри, удавить,
Кто свернулся калачиком, лижет мой след в полусне,
От которого страшно, и горько, и голодно мне.
Человек лишь один может боль эту снять, утишить,
Нежно руку на голову мне положить
И спросить, и ответить, и так изумить красотой,
Чтобы век я стояла в луче и как луч золотой.
Выкидыш
1
Рыбка, птичка, веточка,
Где ты, моя деточка?
У вороны в животе,
На помойке, на кресте?
На моей ладони,
Только что живой
Трепетал кусочек плоти,
Но уже не мой.
Оторвался от груди
Снег - окоченел,
Режет четкий силуэт
Внутрь души - пробел.
В сердце воткнут укол,
Руки дрожат.
Точно так же буду я
Там же лежать.
Как разодранный шатер,
Раскрытое сердце,
И узнать, что там внутри,
- Ты же этого хотела?
Моя теплая кровь
Как тебя омоет?
И ладонью ладонь
Как тебя накроет?
Дурка голая бежит
И садится в снег.
- Как найти тебя, скажи?
- Как хочешь, - ответ.
2
Тяжко ходит коса,
И рушатся травы в ознобе.
Умирать много раз -
Такое у выросших хобби.
Камень долго теряет
Свою молчаливую, скорбную душу
Под присосками плесени едкой
И знает, что будет разрушен.
В обороте кокетливом
Морда лисы удивленно-печальна,
И в жесте приветливом
Нежных деревьев -
какая-то грустная тайна.
И друг с другом мы делимся все,
Вспоминая, теряя.
Только ты, как бездомная кошка
Добрался до рая,
Обделенный названьем и формой.
Сказали: аморфное тело.
ОН - заплакал от жалости.
Сердце мое - опустело.
И теперь в эту стену
Стучись, не стучись головою,
Не откроют, наверно,
Уже никогда не откроют.
В. Кривулину
Нечаянно ли двор крысиный
Три раза повернув, открылся
Фанерной дверью, в крестовине
Окна подпольный свет ютился.
Художник слова, председатель,
Заложенный в своем жилище
Коллекцией в разводах пятен,
Как крылья бабочек, делился:
- Где юные, что всласть лютуют,
Уроками пренебрегая,
Что залпом пьют и слухом чуют,
Я что-то их не примечаю, -
Сказал, оборотясь, - Наверно,
Всю взяло наше поколенье
Энергию.
Из мглы фанерной
Упорно прогрызалось тленье.
Кора
Смотри: лупится кожа - обгорела,
Печеньем пахнет, и хрустит, как лист,
Сосновая кора - как корочка у белой
Печеной булки, девочка стоит
Такая чистая, не то, что я, сумеет
Она и выше челочку взметнуть,
Пока не срежут - дерево стареет
Лишь мертвое, а я еще тяну
Так странно жизнь, как будто не желая,
И вовсе жить, проклюнувшись во тьме,
Расти иль не расти - не понимая,
И жизни соки в осужденье мне.
ИЗ ЦИКЛА "ПРОЩАНИЕ"
Я часть твоя,
но как тебя узнаю,
Когда не вижу твоего лица?
И каждый день, боясь и предавая,
Я развожу начало от конца.
Ты - радость мне,
но я тебе навстречу
Не поднимаюсь,
имя не шепчу,
Не принимаю,
а противоречу,
Дерзаю говорить,
а не молчу.
Не сотвори мне моего позора,
Не прогоняй от своего огня,
Мой ненагялдный, свидимся мы скоро,
Супруг мой -
образ Божий для меня.
Мертвая метель
Что стряслось? Какая-то метель -
Пух летит в лицо мне, пух лебяжий,
Комьями свалявшийся. Постель,
Развернув, вытряхиваяя. тяжесть.
Все с дущи воротит, этот пух
Забивает ноздри, уши, щели
Под дверьми, меж окнами. Метели
Закрываясь тщетно, слышу звук.
Человеку человек едва
Ерунда какая-то, условность;
Только вышел - ничего не спомнишь,
Что осталось? -Эта чушь - слова.
Что представить, если все не так
Будет и запомнится, как было
Все неверно: я уже не та,
Та, что обнимала, что любили -
Имя, тело, что-либо еще,
Как поймаешь, если облетая,
Я ищу того, что я не знаю?
Вот тебя люблю, касаюсь щек,-
Мнится мне, что я щеки касаюсь,
Все необязательнро. Сметает
В кучку пух, но он летит еще.
Кто ты? Где ты? Мертвая метель
Все остановила, заглушая,
Даже сердца стук, нет, он мешает
Ей. И все слышней...
слышней.
Мука
Вот стою я между двух электричек,
Расходящихся как смерть и рожденье.
В этой точке ни малейших приличий
Не осталось, но одно разделенье,
Одна голая неправда исхода,
Переменчивость во времени плоти -
Путь в египетскую мертвую воду,
Ну как если ничего не выходит.
Правда выглядит подвижнее массы,
Копошащейся и так же бесстыдна;
Все разъято - безразлично, безвластно,
Как у девки - кроме этой не видно
Ничего, какая жалкая маска,
Постаревшая в мученьи бесплодном
Зрящных родов, твоя жаркая ласка
Исторгает только мертвую воду.
Голова моя, глава и головка,
Беззащитная и бедная тайна,
Как ни спрячешься - смешно и неловко,
Милый мальчик мой - что делать - не знаю.
Где твой ум своей лишается власти
И теряет все, чем был во мне мужем,
Появляется в тиши и бесстрастьи
Тот, кто сам себе пока что не нужен.
И ему я точно полная чаша,
И ему я как надежная крыша,
Все во мне, что не мое и не наше,
Изливается обильно и дышит
До поры, пока не выйдет из сени
Смертной и не найдет себя чуждым.
Бедный мавльчик мой - сплошное мученье
Эта жизнь - и невозможное чудо.
Граница
Не то, чтоб стала вдруг нехороша,
Вода не трогала, листава не трепетала,
И тайною подобия душа
Природная мен не пропитала,
Чаруя воплощенностью своей,
Другой, любовно вырезанной края
Листа границею, которой облекаясь,
Вся в зренье обратясь, лубуюсь ей.
Собой себя являя, каждый куст
Прекрасен и пронзителен до дрожи,
И хочется дотронуться до кожи
Его, чтобы испить дыханье уст.
Но беден он, когда его возьмешь,
Потрогаешь, сжимается до ткани -
Нагая тайна - и недомоганьем
И слабостью мне возвращая ложь
Мою, и я слаба, стара от страха,
Не чуя боли, снова как жена
Кровоточивая, расшитую рубаху
С сомнением примериваю на
Родную, некрасивую, худую
И кровью пахнущую плоть свою
И в зеркало гляжусь и негодую,
Что юную себя не узнаю,
И отвернувшись говорю: как мало,
Как холодно на свете я жила,
Как мне недостает еще, болтала
Безудержно я, слова не нашла
Нечаянного, из последней силы
Вытуженного, чтобы за собой,
Вытягивая, словно из могилы,
Опорожнив сосуд, вошла Любовь.