Роберт Лоуэлл. Травяные пожары

Реалистичная память
должна опускать всё, что памятно.
Всё это имеет значение
только лишь в наших глазах.

Это — моё предупреждение,
моё лекарство, которое ни от чего не лечит.
Невозможно разыграть заново сценки домашнего театра,
снова быть ребёнком,
неспособным уравновесить
свой корявый, слоновий почерк —
похожие на иероглифы закорючки,
которые он посылал домой.

Я подносил большие кухонные спички
к пучках замёрзшей травы,
чтобы выкурить из норы зайца —
когда дует ветер, они быстро разгораются,
трава занимается, огонь распространяется повсюду,
всюду негасимым пламенем горят корни,
за ними — дерево, которое посадил дедушка,
чтобы укрываться в его тени. Оно нависало над домом,
который он превратил в каменный анахронизм.

Нет слов, чтобы объяснить, насколько это дерево
было больше и важнее, чем я  —
сколько лет и зим до пробуждения сознания
оно радовало меня.

Мой дед вдруг тоже навис надо мной:
«Чёртов дуралей!» — так себе цитата,
но для него и это было оригинально.
Пожарные принялись за тушение с показной удалью,
но погасил огонь я —
это я бил его до смерти своей бывалой кожаной курткой.
Я задул горящие негасимым пламенем корни.
РЇ...
могу сделать так немного —
как тогда, так и теперь —
с пожарами, бушующими внутри.
Я не могу даже задуть спичку.