* * *
Посмотри на часы на стене,
Влейся в вечную реку времени.
Шаг секундной стрелы во мне
Отзывается тяжким бременем.
Слышишь голос, а, может, звук.
Это треснуло льдом стекло.
Раскрошилось песком, и с рук
Потекло неживое вино.
Прикоснись острием к губам,
Жалом истины в каждом вдохе,
Отдающем свободу словам.
Собираю жалкие крохи
Красных капель с чужого паркета,
Пусть останутся частью меня,
Чтобы жарким и душным летом
Окунуться в них, пить нельзя.
* * *
Я стою на перепутье,
Путь не время, круг замкнулся.
Вы простите и забудьте.
Дух проснулся.
* * *
Это не обо мне, ни любви, ни ярости,
И душа молчит в пелене усталости.
Эхом зовет невидимый,
Плачет дождем и реками,
Только он и я не мы,
Маемся человеками.
Буря буйным смерчем беснуется над головою,
Только зачем она мне, если не быть с тобою.
* * *
Накинув белый плащ зимы
Из снега и застывших взглядов,
Идем по улице одни,
И ничего уже не надо.
Мы забредем на огонек,
И чашка чая на двоих.
Перо, чернила и листок,
И пара фраз чужих.
Но снова душу замело,
Налет искрится на ресницах.
запомнилось нам лишь одно-
Как ночь спускалась темной птицей
На этот город из мечты,
Что нам почудилась в прохожем,
Но только наши злые сны
И он, как братья, не похожи.
*** *** ***
Тепло пульсирует на кончиках ладони,
И лунный свет уходит за глаза,
На грани истины, на грани боли
Скатилась по щеке кристальная слеза.
В туманном отблеске сожженной уж свечи
Знакомое лицо из прошлых далей,
Где на вопросы ты ответа не ищи,
Где попрощаться вновь опять не дали.
Тепло пульсирует на пальцах и в висках
Воспоминанием о прожитом и бренном.
Зажатая в невидимых тисках,
Я забываю о бескрайнем и нетленном.
Уходит ночь,холодную накинув шаль,
И расставаться с ней уже не жаль.
* * *
Каются, каются желтые листья,
Маются, тешатся ветром и бурей.
Кажется, сбудется. Надо отважиться
Быть непохожим или не быть.
Смоется, скроется, сладится, спорится.
Что же там будет, за поворотом?
Рушится прошлое, небо откроется.
Лишь бы мне верить, лишь бы любить.
Встречным
В полупустом салоне.
Двери. Вошел. Глаза.
Кажется, что утонет.
Волосы. Руки. Слеза.
Сердце, как маятник, время
Мне отбивает. Постой.
Пусть это тяжкое бремя,
Дай мне побыть с тобой.
Взгляд - ожог. Отвернись.
Скоро скажу: "Прощай"
Молча, но не торопись
И помнить не обещай.
*** *** ***
они все такие разные,
ни на что не похожие,
как мои глаза,
в которых уже нет жизни.
я выбрасывала их охапками,
я жгла и зачеркивала,
рвала и метала.
но они жили,
несмотря ни на что,
они уже не я, но отдельно.
я не знаю, чье это.
я не знаю, зачем.
они приходили внезапно или рождались по капле, с болью
они - мои дети. они не я, не мы.
*** *** ***
Сирая ночь неприкаянная
Мне постучалась в дверь
Тихой тоской отчаянья,
И не смеяться теперь.
Я ей открою украдкой
И проведу за порог.
Странной и жуткой загадкой
Мне ухмыляется рок.
Руку ее прохладную
В ладонях своих сожму.
Зажмурюсь, решусь и нежно
Луну как сестру обниму.
* * *
Каются, каются желтые листья,
Маются, тешатся ветром и бурей.
Кажется, сбудется. Надо отважиться
Быть непохожим или не быть.
Смоется, скроется, сладится, спорится.
Что же там будет, за поворотом?
Рушится прошлое, небо откроется.
Лишь бы мне верить, лишь бы любить.
* * *
И станет- земля, бесконечность и тлен
В сплетенье безумных мелодий,
Судьбы, состраданья, порезанных вен
На двадцать каком-то годе.
И будет пылать, низвергаясь в огонь,
Скрываясь за высохшим прахом.
Уж эту постыло фальшивую роль
Сыграть бы мне сразу, махом.
Но зеркало все отражает меня,
А значит, пора не настала.
Дайте перо и дайте коня,
Пока душа не устала.
Оставьте на воле молчание слов,
Невечных предвестников нового.
Пока не надето цепей и оков,
Сдержите судью сурового.
* * *
Он жив еще, он трепыхается
На кончике остром луны.
И стонет, и плачет, и мается
В закрученном звуке струны.
Он будет метаться на пламени
У сердца, у самой артерии.
Еще тогда и не знали мы.
Тогда еще и не верили.
А кошки скребутся и дыбятся,
И будят лиловый рассвет.
В песочных часах время сыплется
Со звоном старинных монет.
Он здесь еще, голос забытого,
Меня направляет на след
Рожденного вновь, но убитого
В теченьи застуженных лет.
* * *
А дальше - тишина и дым
Под потолком, в глазах рассвет.
Из зеркала- печаль и ты,
Где недосказанности нет.
Я разбросаю по углам
Беспамятные имена
И только бесполезный хлам,
Которым бредит голова.
А дальше- девять лет без сна
В холодной и чужой постели.
Дождливый шум и счет до ста,
Когда стихи осточертели.
Я буду распинать себя,
Тонуть в усталости и видеть,
Что можно и убить, любя,
Боготворя, и ненавидеть.
* * *
А солнце бьется о стекло
Лучом из света.
Весна уходит, но тогда
Приходит лето.
И снова грозы закипят
На небосводах,
Впиваясь в мокрую ладонь
В горах, на склонах.
Беги навстречу небесам,
Глотая влагу.
Размазав слезы по щекам,
Ты рвешь бумагу.
Но слово вырвалось
И больше неподвластно
Твоим страстям,
И с ним играть небезопасно.
* * *
На облаках копится дождь
И плещет голубым разводом.
- Давай пойдем туда. - Ну что ж,
Не привыкать к таким погодам.
Мы будем шлепать босиком
И удивлять вокруг прохожих,
Чтоб вспоминали перед сном
Таких чудных и непохожих.
Дробятся капли на руке,
И мы, в обнимку с этим небом,
По-дружески, накоротке,
Как на стене черкнули мелом,
Добавим белого, глазам
Чтоб было резко и слепилось,
Тогда светлее будет нам,
Раз солнце облаком умылось. :)
* * *
И тогда в первый раз
в полуночный час
я услышала сладкий
лунный джаз.
Он извивался в руках
и прогонял горький страх
в затхлых и пыльных
номерах.
Мы танцевали во сне
и улыбались луне.
Тонули и знали,
что уже на дне.
По пальцам тек
звездный сок.
Хотел проснуться - не мог.
Это был рок.
*** *** ***
Здесь голоса звучат иначе
И сосны плещутся в зари.
А на сиреневом закате
Заснут цветы и соловьи.
Я прихожу сюда на шелест,
Минуя роскоши садов,
Как поколения на нерест
Плывут от старых берегов.
Листва искрится и трепещет,
По полю волны пробегут,
И в ветре, ласковом и вещем,
Найду приют.
* * *
А на чермном закате
Воздух пахнет листвой.
Одевается в платье
Пыль травой-лебедой.
Неспокойно-мятежно
Ветер будит луну.
Отрешенно и нежно
День отходит ко сну.
Мельком взгляд на деревья,
Горизонт, долгий путь.
Перед дальней дорогой
У воды отдохнуть.
Зачерпнуть - покатилось
По ладоням к земле,
Оторвалось, умылось,
На камнях и в золе.
Сон волною плеснется
У уставшей ноги.
Отойдет, не очнется.
Завтра снова идти.
* * *
Осиротелое окно.
Неясный шепот за углом.
У ветра есть своя судьба
Завиться вихрем и кольцом.
На недовспаханной земле,
Откинув руки и глаза,
Как будто так сподручней ждать,
Лежит засохшая лоза.
На заостренной вышине,
Рукой впиваясь в снежный пик,
Боится судорожно вниз,
Пока горит и не поник.
Осиротелое окно.
Потухший взгляд у самых губ.
Зачем-то лишнее звено,
Когда оно обречено.
* * *
Я жду темноты.
Я кидаюсь на ночь,
как кот
на валерьяну.
Это время,
когда времени
нет.
И только ход луны
напоминает,
что что-то
еще
изменяется.
Я жду темноты,
чтобы не видеть
своих глаз
и любоваться
тобой.
Пока еще есть ночь.
Пока еще нет сна.
* * *
В полубреду у раскрытого настежь окна
Видит, как снова дряхлеет на небе луна.
Ждет и надеется в пьяном полуаду.
В полуаду, в полудбреду.
Фотогенично рассевшись у звезд на виду
Их досчитает последний раз в этом году.
И с подоконника вверх - не странно, привычно.
Привычно, фотогенично.
Из рукава и с волос на травы роса,
Снизу нестройно к утру поют волоса.
Снизу лежит, позабыв себе на беду,
Что в полуаду, в полубреду.
* * *
Слова и стрекот паутиной на глазах.
Глумливый шепот, носом кровь.
Так вот какой ты есть, мой страх,
Паук в линованных листах,
Забьется в стены и окно,
Мигая матовым огнем.
Остановлюсь на цифре "сто",
Все без меня порешено,
Предрешено, обведено.
И только спать.
Опять сбежать.
Ведь ноги вынесут из бед.
Все до утра,
а там - своя
развязка
бытия.
Перепись населения
В моем доме живут восемнадцать чертей.
Пьют-едят. Медитируют. Принимают гостей.
Черт по имени Охломон проживает в бутылке.
Два Крючка и Стукач - у меня на затылке,
Бзик - в цветочном горшке,
Пшик - в зубном порошке,
восемь Гнусиков - на плите, в горелке,
Шарлатан - не в своей тарелке.
ну-с, кто еще?
Небельмес - не в своем уме, а напротив,
Ноль Целых Пятнадцать суток сочиняет наркотик,
Обалдуй - в самой красивой вазе,
а именно в унитазе.
Да, забыл еще мой любимый водопровод.
Там живет Растудыпыртырдыроксидийодмотоцикл,
Но без прописки.
Об остальных сведения не имею.
* * *
А за глазами
что-то бьется, рассыпается
и кажется,
что выпрыгну из себя,
освобожденная
от земли
и неба,
метнусь к тебе,
как мысль
пронзает нежданно,
как бьет наотмашь
любовь,
чтобы все рассыпалось,
а из осколков
сложился беспорядочный
стеклянный узор.
Стекло - песок,
мой сахар
и горечь моя.
Боль, сладкая,
как последнее...
* * *
Очаровательный,
оскомину набивший
день.
Печать на
без того слепых
невидящих зрачках.
И вниз стремится,
хочется успеть
пусть не увидеть,
но почувствовать
в застывшем
забытый знак
Приходящего.
В прожилках
кленового
листа
улыбается Вечность,
в извивах
еще зеленой
мякоти,
через которую
просвечивает
Новое
Солнце.
Течет,
бушует.
Чем выше взлетишь -
тем ниже упадешь.
Здесь срабатывают
другие законы.
Иногда,
поднявшись,
остается.
Внизу -
только
ненужные
крылья.
Отсюда
так высоко
не видно.
Печать.
* * *
Не отпускай на волю вечных снов,
Не открывай ветрам прожженые пустыни,
Когда от устья остается ров,
И на пороге времена застыли.
Под снегом скроется увядшая земля,
И белое опустит свои плечи.
Когда три вечности еще до января
К замерзшим стеклам подступает вечер.
А на ладони - каменный узор,
Загадку задал нам Хозяин Перекрестков -
Как по сплетениям частиц и пор
Определить созвучий - переростков.
Или глаза... Сквозной пролет зрачков
За радужной каймой глубин и далей.
Не отпускай на волю вещих снов,
Пока у сердца травы не завяли.
* * *
мне иногда приходят в голову мысли-
самый верный и быстрый
способ покончить с собой -
какой?
и это кажется наивно-просто -
лишь бы не обрасти коростой,
голос из-под земли -
умри.
и будет небо, а не каменная стена,
и будет мир, а не страна.
да вместо любви - остыла.
могила.
мне иногда приходят в голову мысли
об оправданности самоубийства.
но пока дни идут,
я тут.
мне иногда...
* * *
Если гром - это голос небес,
Если дождь - это слезы людей,
Если воля нам- мать и отец
Неприкаянных буйных детей,
Если реки сольются в одну,
И моря потеряют свой дом,
Испытать захотелось судьбу,
А слова все опять не о том,
Этот город взорвется с утра
Криком птиц и пеньем ручьев,
Унося пыльный сор со двора
И немую тоску одолев.
Он ворвется в нас, затрепетав,
Прикоснется к ослабшим рукам,
Скажет тихо и, в листья упав,
Замолчит, покорившись годам.
*** *** ***
Белое, как снежная сутолока,
Черное, как ночное бархатное,
Смертное, как бабочка у потолка,
Вечное и безвозвратное,
Золотом на безымянном,
Первою горстью земли
На узком и оловянном,
Хотели- не уберегли.
Чистым листом нелинованным,
Зеленым и свежим листом,
Чужой красотой очарованным,
Последним моим этажом,
Шагом к кричащим и плачущим,
Горечью прошлой весны,
Взглядом, ничего не значащим,
Приди.
*** *** ***
Она требует жертв во имя
Нелинованного листа.
Снова кровь в ожидании стынет
Незаполненного холста.
Тихо в пальцах свербит истома,
И не смята опять постель.
Беспокойно зовет из дома
В звездный шторм и ночную метель.
Просижу до утра у порога,
Видя гальку в начале пути.
Шаг - так мало и так не много,
Но труднее потом идти.
* * *
В человеке должно быть хоть что-то святое,
чтоб ребенка не выплеснуть вместе с водою.
Без какой-нибудь - пусть затаенной - святыни
мы похожи на выжженные пустыни.
Но, играющий в набожного пустынника,
социальный святоша опаснее циника.
Под общественной маской цинизму не спрятаться.
Что рождает святош? Потайное отсутствие святости.
Я не верю в святыни, когда они ладан и мощи,
а я верю в святыни, когда они люди и рощи.
Есть почти что неслышимый призвук поющего храма
в слове "мама".
Я не верю в святыню по имени "деньги",
а я верю в святыню по имени " дети".
Что мне чей-то мундир с запашком нафталина загробного?
Но я верю в святыню по имени "Родина".
Я готов умереть, среди трусов никак не освоясь,
защищая святыню по имени "совесть".
Если мы растоптали любовь и горюем с руками пустыми -
растоптали святыню.
Лжесвятынями серость бывает расчетливо скрашена.
Лжесвятыни постыдны, но жить без святынь - это страшно.
И звонят колокольно, как будто невидимые Хатыни,
все поруганные святыни.
и когда я порой так хочу разрыдаться
или сразу со всеми вконец разругаться,
я шепчу сам себе всей своей немотою:
"В человеке дожлно быть хоть что-то святое..."
* * *
Не возвращается прошлое,
Дышит и теплится, гложится.
Стонет и рушится, страшное
Прошлое, пришлое. Вяжется.
Не убиваюсь по времени:
Оно назад, мы - на пастбище.
Память клеймом на темени.
Лица, слова - кладбище.
Верили мы, верили.
Ранили - не думали.
* * *
Прощение - дар сегодняшний,
Взятка всему былому,
Дню, жеребцу гнедому,
Старому и вязкому.
Не говорю: "До свидания",
Это ль не лицемерие.
рубила концы, стала я
Не солнце, а суеверие.
* * *
Эти ночи,
как замерзшие голуби
на заледеневшем карнизе.
Эти простыни -
синий лед
по продрогшему телу.
Эта песня - последний крик
перед последним прыжком.
Изогнуть спину,
как делают кошки,
и встать на дыбы.
Распустить гриву,
забить копытами
наступающее горе.
Так рождается отчаяние.
Так приходит решимость.
Так уходит надежда.
*** *** ***
Смерть от руки
лучшего друга.
Стихи, спрятавшиеся
в стол.
Воистину, достойный
конец
для никудышного
начала.
Если в протянутую
руку
кладут камень,
если врачу же
выкалывают
глаза,
говорю: "Исцелися сам".
И если мир глух,
то ты нем.
И если в груди мрамор,
берет молот.
Но когда опускаются
плечи,
остается Неизбежность.
* * *
Кто ступил на воду
во время ледохода,
или вернется,
или станет
Рекой.
* * *
Сполосни мои руки водою,
На ладони студеной налей.
Слезы смоются за чередою
Дней и ночей.
Окрести мне кленовою веткой
И глаза аккуратно закрой.
Пусть я с новою ивой-соседкой
Помолчу над рекой.
Отпусти меня на своеволье
За воронами в поле бежать.
Не успели осиновых кольев
Для нас настругать.
Сполосни мои руки водою.
В этом крае не видно знамен.
Здесь живут, кто людскою молвою
Давно обречен.
* * *
За рядом несмолкающих скорбей,
За полем из распавшихся крестов,
За криком неродившихся детей
У недовыкопанных рвов
Стоит безмолвствуя и судит по делам,
Несделанным за добрых двадцать лет.
Казалось, за спиной возводят храм,
Но без покаявшихся храма нет.
Под деревом лежать из века в век
И наблюдать калейдоскоп живых.
Быть может, где-то спрятан Человек
Из поколений трусов и трусих.
* * *
По ветрам гадать о прошедших днях,
Не о суженом, не о дареном.
По ночам гореть на крестах-кострах
То ли казаком, то ли барином.
За слова себя подставлять под плеть,
Уберечь семян всходы вешние.
Ох, зовут меня на поля да в степь
Незнакомые да нездешние.
У стены кричит горе-вдовушка:
Кто уходит - тот не воротится.
Спой заупокой, мой соловушка,
Пусть вернется все в руки сторицей.
Выйти на берег у камней сидеть,
По стеклу воды провести рукой.
Ох, зовут меня на поля да в степь
Незнакомые за собой.
* * *
За каждым словом - маленькая ложь.
А смысл нам приносит утро.
И остается только одно центром,
Пульсирующим в запястьях:
"Обрыдло".
Ведь если в вере дается истина,
То у нас ее отнимают.
Свободное ощущение полета -
Краткий миг падения.
И чем ниже, тем ближе
Дно.
Распластавшись ящерицей,
Впивается руками в землю:
Набраться у истоков
И снова, снова
По наклонной
вверх и вниз,
вниз и вверх.
Господи, не позволяй
мне
замерзнуть.
* * *
Ты не устаешь учить меня,
мой непутевый ангел.
Ты говоришь со мной иногда,
а чаще просто открываешь глаза
и заставляешь
молчать.
Тише, тише.
Такое бывает редко,
и мне остается
память о мелькнувшем
кончике
потрепанного крыла.
Когда-нибудь я стану тобой,
но полеты даются нелегко,
а бури навсегда
поселятся
на моих
плечах.
* * *
Прощаясь со звуками,
приятными слуху и желудку,
отпускаю в
свободное плавание
рифму и размер.
А на столе
останутся
хлебные крошки,
порванные бумажки,
включенный утюг
и прочий
полезный хлам.
Знаете, как
это бывает,
когда хочется
танцевать
и
плакать?
* * *
Теплое, уютное
прошлое.
Такое простое
со стороны
сегодняшнего.
Ты не пустишь
меня обратно,
а я не привыкла
просить об одолжениях.
Кто сказал,
что люди взрослеют?
Какая глупость...
Они
просто
учатся
слышать.
О проекте
