* * *
Небо спускается медленным лифтом,
в шахте безумия - белые кости.
Скоро и я причащусь этой смерти,
воздух предела грудью отведав.
Где-то есть люди, которые знают
схему движенья небесного лифта.
Кто-то поёт осанну по-птичьи
видя, что небо становится ближе.
Небо раздавит меня своим блеском,
ангел не внемлет отчаянью плоти.
Белые люди, идущие мимо,
будут стебаться над скорченным трупом.
Плата за знанье - забвение мира.
Плата за веру - ряса юродства.
Слышавший хор херувимов не вспомнит
тайную песню забытого детства.
Небо всё ближе, осанна всё злее.
В шахте безумья - усталые кости.
Боги справляют весёлую тризну,
пляшут на трупах раздавленных лифтом.
* * *
Кому утехи чертогов брачных,
кому причастье из чаши жизни,
а мне - холодный уют асфальта.
Дым сигареты - как ладан, сладок
Прохлада ночи нежнее ласки,
что дарят смертным Адама дщери.
Меня не вызовет к жизни бренной
улыбка бледной рабы Аштарты.
Меня тревога мятежной болью
сквозь стены мира, сквозь шторы мифа
зовёт к глубинам, сокрытым тьмою.
Моя отрада - удел Сизифа.
* * *
Князи мира сего торжествуют,
Царь Небесный забит в тёмный угол.
Все тропинки, ведущие к морю,
замела окаянная вьюга.
Зацвела сирень у окошка,
да недолго цвести ей, сердешной.
Вот уж близится всадник нездешний,
заклубилась пылью дорожка.
Заждалась жениха невеста -
всё в атласные платья рядилась.
Дождалась лишь у Лобного места,
так уж сказочка распорядилась.
Так и будет, ныне и присно,
в тридесятой земле окаянной -
озорливые лебеди-гуси
унесли мой крестик червонный.
В тусклом свете коптящей лампадки
Царь Небесный жуками изъеден.
Царский сын принимает украдкой
пятачок снисходительной меди.
Облачённая в солнце невеста
в золочёной темнице тоскует.
Развалившись вкруг Лобного места
князи мира сего торжествуют.
* * *
Я по мхам, по болотам ходила,
к Лукоморью тропинку искала.
Локотки об камни ссадила,
сапоги-скороходы стоптала.
Затуманились ясные очи:
не видать Лукоморья, хоть тресни.
Знать не будет конца этой ночи,
обманул меня старый кудесник.
* * *
Не бойся того огня,
в котором ты был рождён.
Не бойся смотреть туда,
где солнце подобно крови.
Ты первым ступил на мост,
покинув тесный погост.
Тобою освобождён
родник зияющей нови.
Прорезав истлевший кров
фонтаном истошных нот,
ты встал на призрачный плот,
где небо тлеет сиренью.
Твой страх - уже не пастух,
и ветер греет твой слух.
Ты взмыл в упрямый полёт,
прикрыв себя верной мишенью.
* * *
Стало пусто в моём доме,
стало тесно в моём теле.
Кислотою по ладоням
листья рая облетели.
Листья мая окропили
мою боль пустой надеждой -
чёрной желчью да крапивой
по устам, спалённым жаждой.
И никто не обернулся,
и никто не обратился,
когда мальчик безымянный
в куст рябины превратился.
Только осень злым туманом
по полям меня носила.
Бог не вздрогнул, гром не грянул,
бабка рот перекрестила.
О проекте
