| ||||||||
|
О проекте Правила публикации Об авторском праве Сотрудничество О сайте | Максим Берлянт. Человек на пристани Вот стоит человек на пристани. У него глаза. Они у него очень грустные. Очень печальные глаза. А отчего им быть весёлыми? Ведь он художник. Художник рисует. Художник пристально всматривается. Когда пристально всматриваешься, ничего весёлого не видно. Так получилось. Так устроено. Вот если бы он был мореплавателем, например, таким морским волком, знаете, - с якорем на груди и с солониной в усах, то был бы навеселе, под шафе был бы. Так вот. У боцманов таких, у там лоцманов, которые под шафе, глаза беспечные, отчаянные, так как моря смелым покоряются. Или взять физиков. У них глаза серьёзные, преданные законам гравитации и теориям про относительность. А у художников глаза грустные. У этого особенно. Да и холодно на пристани, ветер злой, резкий. Скоро дождь пойдёт. Силь-ный дождь. Осень. Осенью ходят дожди и гуляют ветра и летают листья. И художник осенью, но стоит. У него дождь в глазах и ветер в ладонях и на душе листья. Также у него палитра и кисть. Он художник. Он зрячий. Он пристально смотрит. Он отчётливо видит. Он рисует. Другие, разные там мореплаватели, физики и прочие люди, смотрят но не видят. А он зрячий. С увидев - рисует. Хоть ветер воет, - злой, резкий. Хоть и дождь пойдёт. Сильный дождь. На нем же берет. Ему дождь нипочём. У художников такие береты есть. Против различных осадков. А прохожие идут и думают: - " Вот берет на человеке. Художник, наверное." И смеются про себя. А иные и вслух. "Подумаешь, художник. Тоже мне художник. Тоже нам художник". А он художник. Он им художник. Он всем художник. На нём берет. И глаза. У него глаза. У него глаза как осень. У него есть глаза. А у прохожих нет. У прохожих не глаза, а пуговицы. Но он, художник, так не думает. Это я так думаю, что пуговицы. Я сам не художник, потому думаю, что пуговицы. А он не думает так. Он рисует. Раз рисует, значит любит. Даже тех, с пуговицами. Рисует. Любит. Жалеет. Прохожих. Ведь ветер злой, резкий. Ведь дождь пойдёт. Сильный дождь. А они не рисуют. У них нет берета. Как у художников. У них есть гравитация. А значит и дома. А значит и флаги. У прохожих имеются дома и флаги. У них дома, как флаги. У них флаги, как дома. У них дома - флаги. У них дома на флагах - пуговицы. Потому они сами как пуговицы. Очень маленькие. Крохотные. Дети. Детишки. А ещё у них кораблик. Бумажный, наверное. Газетный ковчег. Они плавать умеют. Относительно. Как слепые котята. Как Ной. Как намокшая газета. Маленькие, слепенькие, относительные морские волки на актуальном ковчеге. Их жалко. Художник их жалеет. И любит. А ещё также другие плавают. Как братья Монгольфье. Те тоже хорошо плавают. Они плавают в атмосферных слоях. Берут и плавают. Воздухоплаватели. На таких шарах воздушных. Если без шаров, то гравитация. И только когда ветер злой, резкий. Быстро плывут, но относительно. Словно Икар. Словно наседка через забор. Словно вольные. Словно свободную волю имеющие. Словно в геенну огненную. Ведь куриная слепота. Пуговицы. А ещё у них жан жак. И гуманизм. У художника глаза, а у них гуманист жан жак. Гуманизм гравитации. Гуманизм относительности. Гуманизм центробежной силы. К нулю Декартовых координат. Птолемеев гуманизм. Гравитация по Птолемею. В наличии Париж ещё у них. Странный, таинственный, каштаныкафешантанышансоныгарсоныкашнепортмоне. Да, портмоне. Толстые. У детей. Крохотных. Весьма толстые портмоне. А художник их любит, рисует, жалеет. Они же маленькие. Пуговицы. На одной нитке. Болтаются. Как флаги. А ветер воет - злой, резкий. А у него, у художника, - глаза. Как осень. Осень - от неба. Глаза от неба. Глаза как небо. У него небо. Небо его. И кисть. И палитра. Как сердце палитра у него. У него на сердечной палитре - небо, и любовь, и глаза. Ведь художник. И берет как облака. И глаза как небо. А гравитация не у него. У него не гравитация. И он уже не совсем стОИТ. А они крошечные. Они маленькие. Он их жалеет. Он пристально вглядывается. Он пристально осматривается. Уже не совсем на присТАНИ. |
" ", 2004. | ||